Симона Байлз. Смелость взлететь. Тело в движении, жизнь в равновесии

Все знали, что Бела и Марта вырастили нескольких чемпионок мира и Олимпийских игр, включая румынскую гимнастку Надю Команечи, которая вошла в историю своими «десятками» на летней Олимпиаде в Монреале в 1976, и американку Мэри Лу Реттон, которая завоевала золото на Олимпиаде 1984 в Лос-Анджелесе, Калифорния. Мне было известно, что члены национальной женской соборной приезжают на «Ранчо» каждые четыре или шесть недель для отработки навыков и оценки – так называемой верификации. Я не знала, встречу ли в лагере кого-то из сборной, но, по крайней мере, мне предстояло тренироваться с новым поколением гимнасток, которые шли им на смену.

Эйми сама отвезла меня в Хантсвилл. Все гимнастки приезжали туда со своими постоянными тренерами, и те тоже посещали занятия, где с ними работал персонал «Ранчо», помогая выводить подопечных на новый уровень. «Ранчо Каройи», с 2000 года являющееся официальным тренировочным центром женской сборной США по спортивной гимнастике, занимает территорию в 809 гектаров посреди национального парка. В центре его находится огромное озеро, окруженное густыми лесами, простирающимися на много миль. Там же посреди леса расположены три больших гимнастических зала, танцевальная студия, медицинский корпус, столовая и развлекательный центр, а также домики, в которых могут разместиться до трехсот спортсменок и тренеров одновременно.

Пока мы с Эйми ехали по длинной тенистой дороге к главному зданию лагеря, я представляла себе, как мы с другими девочками будем жарить на костре зефирки, смотреть вечером кино в летнем кинотеатре, поедая попкорн, плавать в бассейне и играть на свежем воздухе. Проблема была в том, что я слишком буквально восприняла слово «лагерь». Мне казалось, что это будет неделя игр и развлечений, перемежаемых тренировками. Боже, как я ошибалась! Единственными играми, которые тренеры приготовили для нас, были опорные прыжки и упражнения на бревне, брусьях и ковре.

Лагерь на «Ранчо Каройи» нацелен на то, чтобы поднять твой уровень в спорте. Ты проводишь в зале все время с восьми утра до семи вечера с трехчасовым перерывом. Главный зал выглядит так же, как в любом тренировочном центре, с тренерами на каждом снаряде, которые заставляют тебя отрабатывать элементы. Я привыкла к многократным повторам, но атмосфера там была куда суровее, чем у нас в Bannon. На «Ранчо» тренеры разбивали каждый элемент на базовые составляющие и заставляли тебя отрабатывать их по отдельности.

Марта ходила от снаряда к снаряду, наблюдая за тренировками и делая замечания нашим тренерам. Не помню, чтобы в тот первый лагерь я разговаривала с ней, хотя в конце каждой тренировки она выстраивала нас всех – обязательно по росту – и давала наставления со своим жестким восточноевропейским акцентом. «Мы здесь добиваемся совершенства, – говорила она. – Если ваша цель другая, вы попали не в то место».

Новички на «Ранчо» всегда немного побаивались Марту. Она очень прямая и требует быстрых результатов. Если она считает, что ты не выкладываешься на сто процентов, то говорит: «Ты делаешь это не для меня, а для себя». Но она всегда готова помочь тебе с постановкой целей и их достижением. Она раздвигает границы твоих представлений о том, чего ты способен достичь, и это тебе удается. Она хочет, чтобы ты стал лучшей версией себя, и я понимала, что все, чем мы занимаемся в лагере, совершенствует мои навыки. Но я не привыкал к такой строгости. В Bannon я тоже могла устать до такого состояния, что начинала плакать, но потом на других этапах тренировки снова смеялась. Такая уж я. Тут мне приходилось сдерживать свою веселую часть, потому что смех считался признаком недостаточной сосредоточенности. На «Ранчо» сосредоточенность означала, что ты с серьезным лицом выполняешь сначала разминку, а потом отрабатываешь элементы, пока не начнешь валиться с ног, – а потом тренируешься еще немного.

Скажем так – из-за всех этих строгостей и официоза я была не очень счастлива в лагере. Возможно, желание веселиться вполне естественно для четырнадцатилетней девушки, но в лагере времени на веселье не выделялось. Эйми видела, что мне тяжело; она заметила, как я раз или два закатила глаза, когда меня заставляли повторять одно и то же снова и снова. Повторений было столько, что я уже не ощущала, как совершенствуюсь: вокруг все размывалось, я начинала скучать – возможно, именно поэтому я и стала пошатываться на бревне.

– Соберись, Симона, – предупреждала меня Эйми настойчиво. Позже она упомянула, что Марта сказала ей: «Симона порхает, как бабочка, но лучше бы ей больше не падать с бревна».

Я была рада, что Эйми всегда рядом со мной. Она лучше, чем кто-либо, знала, как ободрить меня, когда я теряю концентрацию. Иногда, в зависимости от моего настроения, она заставляла меня тренироваться дальше. Иногда, когда мое недовольство переходило в сопротивление, отправляла на разминку, чтобы вернуться к элементам позже.