Симонов и Цапля

На одиннадцатый день я пришел к ней. Мы стали жить вместе и через месяц поженились; весь ее клан был в целом благосклонен к нашему союзу – семью Изотты очень уважали и ценили во Флоренции. Мы хотели детей, но Изотта все никак не могла забеременеть; в остальном ничто не омрачало наших отношений; мы прекрасно ладили и любили друг друга. Может быть, мне чуть не хватало в ней какой-то мягкости, слабости, для того чтобы чувствовать к ней еще больше, но это поистине было лишь маленькой тучкой на ясном небосклоне любви. Изотта была пронзительно смелым, умным и прямым человеком – я поражался тому, как Бог вложил такой яркий мужской характер в такое совершенное женское тело. Мы оба были энергичны, активны и любознательны, мы смотрели на вещи под одним и тем же углом – на этом был построен наш духовный союз. Изотта была сильно подвержена влиянию Флорентийских скульпторов и художников, и поначалу упрямо продолжала свои попытки совершенствоваться в живописи, хотя и совершенно верно осознавала, что не имела к ней особого таланта. Я сумел заинтересовать ее математикой, философией и педагогикой, и она поняла, что стала жертвой всеобщего Флорентийского помешательства на искусстве, и что в жизни есть и другие не менее занимательные вещи. И ей, по ее же словам, «стало легче жить» со своей бесталанностью, она освободилась от этих цепей и вздохнула свободнее.

Она же помогла мне разгадать то таинство Флорентийского духа, которое занимало меня в первые месяцы по приезду сюда. Однажды в ясный весенний день мы отдыхали на той самой горной площадке, которая свела нас, и любовались переливающейся в радужном тумане Флоренцией.

– Знаешь, Саймон, этот город все-таки уникален. Когда мы сюда переехали, я долго не могла привыкнуть к особой ауре, разлитой здесь в воздухе.

– Как, ты тоже ее заметила? И я так чувствовал, когда оказался здесь. Изотта, он какой-то неземной, этот местный дух, это будто некая высшая сила. Я не могу объяснить, откуда это берется.

– Я тоже не могла, пока мне не растолковали. Мы обсуждали это с отцом и его кругом. Я задала именно этот вопрос: «Откуда это берется?». Тогда Козимо Медичи засмеялся, ткнул себя пальцем в грудь и произнес: «Отсюда». Он сказал, что однажды ясно увидел, как тяжелый камень лежит на краю высокой горы. В его распоряжении были все необходимые инструменты, чтобы сдвинуть этот камень с места и подтолкнуть его к обрыву. А дальше все пошло само собой. Падая, он увлек другие камни, и начался камнепад, а за ним лавина. Мы ощущаем с тобой дух лавины, Саймон. Первый камень, вызвавший лавину, уже достиг земли, а лавина все еще идет, одни камни приводят в движение другие, и это уже не остановить, потому что стремление падать давно назрело в этих камнях, и им нужен был только первоначальный толчок.

– Черт побери, это лавина искусства, это дух творчества, так?

– Именно так, Саймон. Козимо, конечно, слегка упростил, он постоянно подпитывает эту лавину новыми тяжелыми камнями.

– Сделанными из чистого золота, не так ли?

– Да. Но прежде всего этот дух создается людьми, которые творят – их здесь как нигде много, Саймон. Их гораздо больше, чем мы видим на поверхности – не каждому же доверят расписывать купола соборов. Это все местные архитекторы, художники и скульпторы.

– Сила и дух раскрывающихся талантов. Понятно. Да, это все объясняет. Спасибо тебе, Изотта, одной загадкой в жизни стало меньше. Талантов, наверное, во все времена хватает, просто условий для их раскрытия нет.

– Нужно обязательно, чтобы в предыдущие века не раскрывались, и ничего такого не было. Не забывай про дух противоречия – новые поколения действуют исключительно вопреки старым, и если недавно все это уже было, то молодежь не будет этим заниматься. Но когда это становится модным, то этим занимаются решительно все, даже такие бездари, как я. Тогда это все еще свежо, тогда все учатся друг у друга, тогда расцветают таланты.

– Дорогая, каким образом ты пришла к такому пониманию? Ты самая умная женщина на свете! Ты совершенно права. Знаешь, три величайших грека – Сократ, Платон и Аристотель жили почти в одно время и учили один другого – тогда у греков был новый всплеск моды на философию.

– Кто же был их Медичи, кто столкнул для них камень с горы?

– А вот этого я не знаю. Также я не знаю, кто столкнул камень во времена Иешуа. Ведь особая аура была в Иудее еще до него. Вот загадка так загадка.

Мы прожили с Изоттой всего три года – в 1425 году она умерла при родах, и наш первенец тоже не выжил. Вот так Бог вознаградил за добродетель и смелость достойнейшую из женщин. Я же вновь остался в одиночестве и без каких-либо подвижек в своей проклятой миссии.

Глава двадцатая. Обращение к читателю.

Эту главу я пишу сегодня, 15 августа 1425 года, ровно через месяц после смерти Изотты. В день ее похорон я проходил мимо книжной лавки, возле которой собралась толпа, чтобы посмотреть на новое изобретение – станок, который способен печатать буквы на бумажных листах. Говорили, что один такой станок сможет создавать до сотни книг в неделю.