Симонов и Цапля

Так я познакомился с молодым алхимиком и естествоиспытателем Генрихом Неттесгеймским, именовавшим себя Агриппой. Его слова о статуэтке стали для меня таким откровением, что я почувствовал себя его должником, пригласил его к себе в гости и показал ему цаплю. Он, ожидаемо, был в восторге и заявил, что это именно то, о чем он говорил; я подтвердил его догадку, но попросил его держать сию тайну при себе, он обещал мне это.

Он допытывался, откуда у меня такое сокровище и предлагал купить цаплю «за любые деньги». Именно перед ним я не видел смысла таиться и сразу же выдал ему всю правду о себе.

– Ну, вы, конечно, сочиняете, но я заметил, как вы однажды, протискиваясь сквозь толпу, сильно оцарапали руку о решетку возле пьедестала статуи. На следующий день никакой царапины у вас уже не было. Вы действительно весьма необычный человек, – сказал он мне, – и такая статуэтка принадлежит вам неспроста. Я, по правде говоря, очень желал бы проделать кое-какие опыты с крупинкой вашей цапли и капелькой вашей крови.

– Вы знаете, Агриппа, я вовсе не против этого. Вы и представить себе не можете, как я жажду пролить хоть какой-нибудь свет на мое проклятие.

– Однако все это я смогу проделать только в моей лаборатории в Кельне. Я уезжаю завтра и буду очень рад, если вы составите мне компанию или навестите меня в ближайшее время.

– Я поеду завтра же вместе с вами, Агриппа.

Таким неожиданным образом я покинул Флоренцию и отправился с моим новым знакомым в Кельн. В дороге он обрисовал мне свои соображения по поводу «чистого, свободного Дьявола, лишенного малейшей примеси Бога». Суть его теории сводилась к следующему:

«Дьявол существует, но не сам по себе, как принято считать, а лишь в тесном переплетении с Богом. Бог и Дьявол – две противоположные друг другу сущности, два духа, образующие наш мир. Они пронизывают друг друга, крепко скованы вместе и уравновешивают один другого во всех вещественных проявлениях. Их нельзя разделить, расщепить, они – одно целое. Но иногда, очень редко, при странных обстоятельствах, это целое все-таки расщепляется на Бога и Дьявола, и тогда в мире происходят неземные по доброте и неземные по силе зла события – эти две сущности начинают действовать раздельно друг от друга».

Однако, когда я спросил, что же может привести к такому расщеплению, то Агриппа вновь взялся за свой высокомерный тон и сказал:

– Много будете знать, скоро состаритесь.

– Ах, если бы. Увы, знания не помогают мне состариться, – с улыбкой отвечал ему я.

Тем не менее я еще долго пребывал в полнейшем шоке от нового понимания, к которому привели меня идеи Агриппы – оно было таково:

«Mожет быть, именно Дьявол наказал меня, а вовсе не Бог? В наши с Иешуа времена Бог и Дьявол, по непонятной причине, расщепились в каком-то большом количестве в Иудее. Бог вселился в Иешуа и стал в его лице чистым, свободным добром – добром без кулаков, без границ. Дьявол занимался своим делом и подстраивал смерть всему нашему народу, но я встал у него на пути и расстроил его планы. К тому же, я достиг этого через предательство и смерть Иешуа, то есть из-за меня погибло чистое добро, я убил Бога. Но Дьявол не может существовать без Бога! Ведь добра в мире ровно столько же, сколько и зла – поэтому Дьявол также должен был умереть. И он умер, превратившись в серебряную статуэтку, но перед этим он вложил все зло, содержащееся в нем, в мое проклятие. Все огромное зло, которое он намеревался совершить в те времена, он причинил лично мне! А записку он, конечно же, не мог не оставить. Ведь количество его зла было огромно, но не бесконечно, и значит, мои мучения все-таки когда-нибудь закончатся!»

Такие мысли чрезвычайно укрепили меня в те дни. Если Агриппа прав, а он несомненно прав, то я обязательно выполню свою миссию и не буду жить бесконечно! Надо лишь нести свой крест и ждать.

Я прожил тогда в Кельне лишь полгода, ежедневно проводя долгие часы в лаборатории Агриппы. Мы не дружили с ним, это было невозможно – он был поистине черной души человек, не способный на дружеские чувства. Но мне были любопытны его опыты, а ему были любопытны я и моя цапля. Он проделал множество экспериментов с каплями моей крови и срезами кожи, с серебряными крошками от цапли, но ничего сверхъестественного не обнаружил – по крайней мере так он говорил мне. Искренним человеком он, конечно, не являлся, и я подозревал, что он многое скрывает от меня. Когда эти подозрения усилились и я понял, что он собирается отнять у меня цаплю, я бежал из Кельна туда, где он не догадался бы меня искать – в Англию.

Глава двадцать вторая. В Англии.