Симонов и Цапля

В 1590 году я работал переводчиком в палате мер и весов; королева Елизавета недавно издала указ о новом Винчестерском стандарте веса и весь наш офис трудился не покладая рук над выпуском новых протоколов. Я делил длинный офисный стол с математиком и чертежником по имени Джон Хаксли – долговязым, приветливым и смышленым малым, урожденным лондонцем, только что отметившим свое сорокалетие. Джон приносил из дома превосходные сэндвичи для ленча, и поскольку они давно надоели ему, то он угощал ими меня, а я делился с ним мясным пудингом с местного рынка. Два года мы работали бок о бок вместе с Джоном, и хотя мы много разговаривали на разные темы и отлично ладили, я всегда ловил себя на мысли, что не знаю о нем ровно ничего – такова чисто английская манера общения. Несмотря на то, что в наших беседах он часто как будто высмеивал эту самую манеру, сам он строго следовал ей. Все, что я узнал о нем за два года – это то, что он не был женат и жил со старшей сестрой, которая и готовила ему вышеупомянутые сэндвичи и заставляла таскать их с собой на работу. Впрочем, такая манера была удобна и мне самому, ведь и мне личных вопросов не задавалось, и придумывать что-то о своей жизни не приходилось. Иногда у Джона случались странные дни, когда он резче, чем обычно, разговаривал с коллегами, вставляя в свою речь парочку едких французских ругательств; в такие дни он жаловался мне, что коллеги утомили его своей чопорностью и педантичностью, и он жалеет, что не родился где-нибудь в Италии. Джон нравился мне, я чувствовал, что он не совсем англичанин, не совсем чертежник и не совсем обыватель. Он разбирался в живописи и иногда приходил на работу в костюме испачканном краской и гипсом; я догадывался, что он рисует, но держал свои наблюдения при себе, сам же Джон никогда не признавался мне в своем увлечении. Мы виделись только на службе, и думаю, что я так никогда бы и не узнал настоящего Джона, если бы однажды не случилось чрезвычайно редкое для меня событие – я на целых три дня заболел. Есть большое преимущество в домашней кухне – она стряпается чистыми руками и из свежих продуктов; я же в основном покупал готовое и в тот день получил сильное отравление протухшей бараниной; я не удосужился послать в офис мальчишку с известием о моей болезни, и через два дня Джон, по просьбе начальника нашей конторы, явился навестить меня. Он просидел у меня полчаса; после того, как он узнал в моих картинах кисть Гирландайо, его вроде как искренняя забота о моем здоровье сменилась настоящим, не английским, неподдельным волнением. Он повертел в руках мою цаплю и изумился еще больше – он вспотел и стал похож на грейхаунда, которого дразнят бегающим зайцем. Он бросил на меня взгляд полный огня и произнес фразу, которую никогда не озвучил бы в своем обычном состоянии:

– Знаете, Саймон, когда выздоровеете, приходите ко мне в гости, я хочу вам кое-что показать.

В следующее воскресенье я явился по указанному адресу в Вестминстере и постучал в дверь небольшого, но очень приличного аристократического особняка. Джон самолично открыл мне и заметив мои озирающиеся взгляды, сказал:

– Не ищите, у нас уже давно нет слуг. Проходите, Саймон, вот сюда. Моей сестры до вечера не будет, и мы сможем спокойно побеседовать. Но не хотите ли для начала кофе?

Мы пили кофе и я осматривал гостиную Джона – я находился, несомненно, в жилище старинного дворянского рода: портреты фамильных патриархов мрачно глядели с некрашенных уже полвека, обветшалых стен; доспехи и кольчуги намекали на рыцарское прошлое фамилии Хаксли. Не успели мы опустошить свои чашки и перекинуться парой шуток, как вдруг во дворе раздались шаги, послышался скрип входной двери и в гостиную влетела стареющая худая леди с взъерошенным лицом.

– Джон, эти Паддингтоны совершенно невыносимы, я не желаю больше… – нервно начала рассказывать она и осеклась, заметив меня.

– Боже мой, Джон, да у нас гости! Ты не предупреждал! Меня зовут Маргарет Хаксли, я сестра Джона. Рада видеть вас в нашем доме! – и она сделала легкий реверанс.

– Это Саймон, мой коллега, – поспешил представить меня Джон, – помнишь, я тебе рассказывал?

– Ну что же, я не буду мешать вашей беседе. Надеюсь, ты помоешь кофейник, Джон? Если я вам понадоблюсь, то я буду наверху, – сказала Маргарет и вышла из гостиной так же поспешно, как и вошла в нее.

В нашей с Джоном непринужденной беседе образовалась неловкая пауза, он был смущен и обескуражен, столь раннее появление сестры явно не входило в его планы. Я вначале не мог понять, почему так, но мои сомнения длились недолго – спустя несколько минут я все понял. Мы встали из-за стола и собирались уже пройти в комнату Джона, как вдруг миссис Хаксли появилась в гостиной опять, попросила у меня извинения и забрала с собой Джона, обещав вернуть его через пять минут. Мне неловко было ждать здесь под строгими взглядами, исходящими с портретов предков Джона, и я открыл дверь на веранду и вышел подышать воздухом. Сверху, из полуоткрытого окна, доносился злобный шепот миссис Хаксли: