Симулятор совести

Проснулся я от громкого, тяжёлого стука в дверь, сотрясающего дверной косяк: кто-то настойчиво и упорно ломился в деревянную твердь. Видя ещё обрывки снов, не в силах избавиться от их навязчивости, я с трудом поднялся и пошёл, роняя всё на своем пути, чтобы узнать, в чём дело.

– Кто там? – прокричал я, взявшись за ручку дверного замка.

– Откройте. Милиция, – кто-то крикнул в ответ.

Я оцепенел. Задыхаясь, я стоял и не мог поверить своим ушам. Значит, видимое мною преступление во сне, без сомнения, имело место в действительности, и это преступление совершил именно я. Всё моё тело бросило в дрожь, ноги подкосились и, если бы я не схватился руками за настенную вешалку для одежды, наверняка бы упал без чувств на пол. За дверью послышались угрозы и требования, чтобы я подчинился власти, которой наделил их закон. Я подчинился, хотя, чтобы сделать это, мне потребовались неимоверные усилия. Предо мною предстало трое мужчин: один в штатском костюме серого цвета и двое в форме в чинах лейтенанта и сержанта соответственно. Тот, что был в штатском, представился и, дабы удостовериться, я ли перед ним, спросил меня, являюсь ли я «тем самым». Я ответил «да», что так оно и есть, я – тот, кого они хотели бы видеть. Но я не понимаю, поспешил я добавить, в чём дело и кто им дал право… Я не успел договорить, какое право имел в виду, потому что он достал из чёрной папки лист бумаги и замаячил им перед моим носом:

– Вот постановление на ваш арест.

– Но позвольте, – запротестовал я. Ноги мои совсем перестали слушаться, и я, опершись спиной о стену, медленно съехал на корточки. – Я ничего не совершал. Вы ошиблись, наверное. Нелепость какая-то.

– Совершали вы или не совершали, это не в нашей компетенции. У нас указание доставить вас в отделение, так что у вас три минуты на сборы.

– Но скажите хотя бы за что, – вскричал я.

– Нас в этом никто не уполномочивал, и я бы пожелал вам воздержаться от ненужных вопросов, – с непроницаемым видом человека, исполняющего долг, который нисколько его не интересует, посоветовал он мне.

– А то – что? – говорил я и мысленно тут же упрекал себя за наглый тон, который мог бы причинить мне только вред. – Неужели, как на западе, все слова, сказанные мной, будут учтены на суде.

– Нет, – спокойно ответил страж закона, – просто мы будем вынуждены прибегнуть к физическому воздействию.

– Почему же? – не унимался я. – Разве я оказываю хоть какое-то сопротивление?

– Ладно, – выдохнул он, – мне это уже надоело.

И он знаком указал своим подчиненным, скучавшим до этого без дела, зевавшим и показывавшим всем своим сонным видом, как опротивела им их работа, чтобы они взяли меня и силком повели «куда следует».

Без малейших объяснений меня поместили в одиночную камеру. Мои требования предоставить мне адвоката, предъявить обвинение и, в конце концов, отвести на допрос к следователю, который будет вести моё дело, были проигнорированы. Ни на один мой вопрос с тех пор, как я был доставлен в сизо, не последовало ответа: ни единого слова, только толчки в спину и короткие окрики с угрозами.

В камере было темно, сыро и пахло плесенью. Все мои попытки привлечь к себе внимание оказались тщетными. Как говорится в подобных случаях, мне было предоставлено предостаточно времени подумать о содеянном. Я сидел на краю деревянных нар и не мог поверить в сумасшествие этого дня: в случившиеся, которое никоем образом не могло случиться со мной. Я всегда себя считал осмотрительным человеком, и так оступиться мне было не свойственно. Я обвинял в своих злосчастьях и проклинал Павлова; мне почему-то казалось, что именно он как-то связан с теми злоключениями, что нагромоздились сегодня надо мной. Конечно же, это было простым стечением обстоятельств, но у меня было такое предчувствие, что во всём виновен никто иной, как он. Хотя.… Если рассудить логически, ведь именно с появлением его моя жизнь сделала крутой вираж. С другой же стороны, ничем другим как совпадением объяснить ситуацию, в какую угодил я, невозможно.

6