Симулятор совести

– Итак, – резюмировал он свои исследования в области парапсихологии. – Эта уже взрослая женщина, правда, у неё был всего лишь один мужчина, которого она, кстати, любит. Интеллигентная. Много знает и много читает. Знает иностранный язык. Два высших образования. Любит поэзию Серебряного века. Так, ещё что? По ночам ей очень одиноко, поэтому она часто представляет себя с мужчиной, чтобы не было страшно засыпать. Вот ещё что: последние месяца эдак три в жизни её сложилась тяжелая ситуация, можно сказать даже трагичная. Что-то в её судьбе безвыходно отмирает, какое-то любимое дело. Она на грани нервного потрясения. Так, что ещё? – Он повнимательнее вдохнул запах рассматриваемого предмета. – Недавно от неё ушёл мужчина, тот, которого она любит или любила, это уж как угодно.

Я перестал смеяться. Всё во мне похолодело, и в глубине сделалось тоскливо и мерзко. Не знаю, каким образом, но бармен не ошибся ни на йоту в своём гадании. А слова «мужчина, которого она любит» резанули по самому живому. Никогда ещё не ощущал себя настолько виноватым перед кем-то, как сейчас, потягивая коктейль за стойкой бара и слушая доморощенного провидца. А он продолжал излагать подробности из жизни Верочки, от которых по спине моей бегали мурашки и шевелились волосы на затылке. Я видел своё отражение в настенном зеркале позади бара и не узнавал своего лица. Оно было мрачное и невероятно напряжённое, а в глазах чувствовалась какая-то потерянность.

– Да, – не унимался медиум, – как же её зовут? Позвольте угадать.

Я молчал и старался не глядеть на бармена, делая вид, что к его рассказу у меня пропал интерес.

А тот начал ходить взад-вперед, ограниченный пространством за стойкой бара, сжимая обеими руками то, что непозволительно много поведало ему о незнакомом человеке, при этом рассуждал вслух:

– Её имя. Что-то сокровенное. Что-то набожное, что-то религиозное. Может быть, Мария. Нет-нет-нет. Что-то более конкретно связанное с религией. Вера, точно – Вера.

Он замолчал, глубоко и отрывисто дыша. Не стану описывать то потрясение, что я испытал, услышав имя. Нечто похожее на то, когда внезапно ударяют по спине чем-то тонким и упругим.

– Ну, как? Хоть что-то совпало? – добродушно спросил провидец.

Я прокашлялся, чтобы предать голосу прежнюю солидность.

– Нисколько, – солгал я.

– Вот, видите, и на этот раз не вышло, – признался он виновато, но в голосе чётко слышалась издёвка. – Знаете, а подарите мне эту вещицу.

Я жестом показал, чтобы вернул мне интимный предмет; он повиновался.

– А если не секрет, как всё-таки зовут её? Ведь я, кажется, не угадал. Или угадал? – бармен улыбнулся так, что мне стало не по себе.

– Не угадали, – отрезал я.

– Что-нибудь ещё, – вернулся он к своим непосредственным обязанностям.

– Водки.

– Уверены?

Сорокапроцентный спирт до боли обжёг пищевод. Я закашлялся, но отказался от закуски. Меня сильно начал раздражать сочувственный взгляд бармена, и я отвернулся, уныло глядя, как молодые люди, вернувшись из уборной к своему столику, тщетно стараются отыскать пропажу. Девушка, стоя на коленях под столиком, нервничала и злилась на юношу. До меня долетали лишь редкие слова их перебранки, из которых можно было понять, что искомая вещь очень дорогая, вышита золотой канителью и украшена стразами, и что ей «влетит от матери, если она придет без них». Парня же, напротив, всё это забавляло, и он позволял себе шутить и отзываться обо всём произошедшем с большой долею иронии, на что его подруга ещё злее высказывала ему свои претензии. Всё это, конечно, было мило и смешно, и, вероятно, в иной раз и меня бы позабавило, но… Я чувствовал себя скверно, и даже алкоголь не замутил сознание, а только придал остроты тем переживаниям, что нахлынули на меня после «спиритического сеанса».

– А как вы думаете, – вновь повернулся я к бармену и неожиданно для себя самого спросил, – что такое – совесть?

– Совесть? – повторил он так, как будто впервые услышал это слово. – Совесть – это как мозоль на пятке: когда она свежая, то причиняет множество неприятных страданий, а когда она старая и закостенелая, то её и не замечаешь. А самое главное – старая мозоль помогает не набить новой, свежей.

– Довольно туманно, – сказал я. – Ладно, сколько с меня? – расплатился и, уходя, добавил: – Всё же отдайте то, что взяли, её ведь дома отругают.

– Сделка? – заявил он.

– Не понял.

– Эти, что у меня в кармане, в обмен на Верочкины.

– Ни за что, парень. Верочкины я никому не отдам.

– Всё-таки я был прав, – засмеялся мой собеседник, – всё-таки её имя – Вера.

Я ничего не сказал; повернулся и вышел из этой забегаловки.