— Я сижу дома уже почти сутки, внизу караулит патруль, а меня записали, как главного подозреваемого на убийство! Мало того, что это мой хороший друг, так я же даже оправдаться не могу. Мне не разрешат брать адвоката! Что за беспредел?!
Денис тяжело дышит, а его нога ритмично трясётся.
— Ты закончил? — голос в трубке недоволен.
— Да.
— А теперь слушай меня. Внимательно. Ты в данной ситуации роли не имеешь. Тем более никто не будет с тобой судиться. Уже сейчас моя команда решает все вопросы и по поводу преступления, и по поводу твоего причастия. Посиди дома недельку под предлогом ангины.
— Но…
— Не перебивай! — Аделина пресекает любые попытки вставить слово. — Уже завтра с тебя снимут все подозрения, по крайней мере должны. Но я, оценивая всю ситуацию, советую тебе оставаться дома. Поверь, никто не хватится.
Оба какое-то время молчат, пока наконец профессор не нарушает тишину:
— Так что, мне просто забыть это… всё?
— Да, Денис, просто забыть. Так будет лучше. Все подозрения отведены, ты вне игры. Не лезь на рожон, но будь начеку. К сожалению, мы не можем полностью убрать твоё имя из моего дела. Ты уже засветился. Поэтому остаётся действовать с усиленной осторожностью.
— Хорошо, я понял.
Мужчине кажется, будто его отчитывает мать. Читает нудные нотации и готова вот-вот поставить в угол за двойку в дневнике. Хоть он и не знал этого чувства в детстве, однако понимал, что сейчас это оно и есть. Денис прослушивает последние слова девушки, уходя в себя. Он устал от своего бездействия и немощности своей фигуры. Изморил себя ожиданием и напряжением. Может, взять недельный отпуск в канун Нового года, не такая уж и плохая идея?
Профессор сухо и резко прощается, сбрасывая трубку. Сразу же направляется в душ, попутно выключая телефон. Сейчас он настроен лишь на отдых и хороший крепкий сон. Как там говорила Аделина? Забыть? Что ж, для начала надо попробовать забыться.
***
миссия 083
статус: заморожено
день 105
декабрь 25
среда 19:32
Коротко здороваясь с дворником и медленно выпуская пар изо рта, Аделина подходила к своему такому, казалось, не родному дому. Почему-то не грели больше эти красные кирпичи, эти пушистые еловые ветки и желтые огни уличных фонарей. Больше не хотелось возвращаться сюда по вечерам, медленно шагая с отцом под руку, делясь впечатлениями о минувшей встрече с инвесторами. Не хотелось помогать садовнику убирать сад или подвязывать розы разноцветными нитями. Не хотелось видеть Дона. Лина пугалась этого чувство в себе, ведь то был ее собственный отец и прямой начальник, за которого она была готова отдать жизнь. Однако ноги в это же самое время сами собой топтали неубранный снег у крыльца, не желая делать ещё один шаг. Было горько на душе, и, где-то в глубине, девушка понимала, как сильно она устала от этих разборок с Доном. Хотелось простой человеческой семьи.
На секунду в голову приходит образ Дениса и Алексея Викторовича. Их тёплые невербальные отношения и доверие. Лина давно подметила, что, несмотря на свои скелеты в шкафу, директор пытается изо всех сил быть хорошим родителем. Это заслуживало простого человеческого уважения.
Девушка коротко улыбается своим мыслям, медленно набирает полные лёгкие воздуха и, наконец, заходит в дом. Тихо. Аделина щёлкает по выключателю, и коридор заливает мягкий желтоватый свет. Бесшумно раздевшись, блондинка проходит внутрь дома, двигаясь в сторону столовой. Из-под массивной дубовой двери просачивается тонкая полоса света. Дон там: ждёт ее на обещанный ужин.
Дверь открывается с едва слышным скрипом, когда Лина проходит в комнату. Отец сидит за длинным столом, украшенным декоративной посудой и подсвечниками. В его руках бокал белого вина, а рядом, на столе, лежит массивный золотой портсигар. Его фигура внушает страх на подсознании, а тени от свечей на стенах едва заметно прыгают, добавляя картине некоторой жути. Аделина задерживает дыхание и плавно подходит к своему месту, по левую руку от крестного отца. Место консильери. Ее дыхание глубокое, ровное; глаза смотрят пристально. Она в ожидании.
На присутствие дочери Дон никак не реагирует. Он все также безмятежно потягивает хорошее вино, смакуя еле различимый цветочный вкус, и о чём-то думает, постукивая пальцами по столу. Спустя минуту он откидывается на спинку стула, достаёт излюбленную сигару марки «Тринидад» и, подпалив кончик, глубоко затягивается. Аделина завороженно наблюдала, как клубы сизого дыма с еле различимым ореховым запахом струятся к потолку растворяясь. Было в сие действие что-то магическое.
— Ты рано, mio caro.
Его сухой глубокий голос проходится скрежетом не только по ушам, но и по всем поверхностям в обеденной комнате.
— Не люблю опаздывать.
Аделина отвечает коротко, на манер отца. Дон лишь кивает, и в следующий момент в его руках звенит маленький колокольчик. Через несколько секунд в столовую входит прислуга, внося закуски и ведро со льдом и бутылкой вина в нем.
— Я попробовал, — крестный отец постукивает пальцем по стеклу своего бокала, — мне понравилось.