Синее на золотом

– Вы называете это посмешище законами? – вспылил маркиз. – И что, я должен был отпустить ее и смотреть, как она наслаждается вместе со своим… вместе с виконтом де Вильмореном? – Он распрямился в кресле, его глаза засверкали. – Я взял ее из нищей семьи! Я дал ей свое имя, дал положение, на которое она не могла рассчитывать! А она – она обманывала меня в моем же доме, с моим же родственником! И все знали! И я должен был это терпеть! Когда все вокруг потешались надо мной! Старый рогоносец, красивая жена, молодой любовник – это же любимый сюжет нашей литературы, сколько комедий на этом построено! Но в жизни, мсье, все вовсе не так смешно!

– И поэтому вы решили подружиться со свободой, – вздохнул Кассандр, – и, так как ваша жена помогала роялистам, стали писать на нее и на ее любовника доносы. Вы рассчитывали, что их гильотинируют, а вы овдовеете и будете счастливы с розами в своем саду. Но неужели не было другого способа избавиться от нее или ее любовника? Вы могли вызвать его на дуэль, к примеру.

– И оставить ее вдовой, к ее удовлетворению, – иронически ответил маркиз. Он дернул локтем и повалил несколько шахматных фигурок. – Вам, наверное, неизвестно, что виконт де Вильморен – один из лучших фехтовальщиков Франции.

– Был, – поправил его священник. – Что ж, мне остается поздравить вас. Вы избавились и от соперника, и от бесстыдной жены… браво. Мне остается только надеяться, что в дальнейшем наше сотрудничество будет столь же плодотворным.

Маркиз нахмурился.

– Я не понимаю, о чем вы.

– Понимаете, понимаете, – ласково ответил Кассандр. – Потому что тот, кто однажды ступил в эту реку, уже из нее не выберется. У вас масса родичей на роялистской стороне, и я буду чрезвычайно вам признателен, если вы будете, как и прежде, передавать нам то, что узнаете от них. Псевдоним для переписки я оставляю за вами прежний: «Друг свободы». Да, и не делайте больше таких нарочитых, чудовищных ошибок. Вы человек образованный, они совершенно вам не к лицу.

– Я никогда не стану… – прошептал Александр.

– Станете. Конечно, станете. И будете исправно получать деньги, за особо важные сведения – в двойном размере, за этим я лично прослежу. Все будут вас уважать, вы будете по-прежнему разводить розы, и ваша жизнь будет восхитительно идиллической. Не говоря уже о том, что никакой Буше в жизни не посмеет тронуть вас.

– А если я откажусь? – неожиданно спросил маркиз. – Что тогда?

– Тогда, – благодушно ответил священник, – все роялисты узнают, по чьей милости погибли их друзья. А приверженцы королевских лилий почему-то очень скверно относятся к тем, кто предал их интересы.

– Вы не оставляете мне выбора, – пробормотал маркиз.

– Ах, выбор, – отмахнулся Кассандр. – Полно вам, сударь. Как будто вы не знаете, что выбор – это лишь возможность совершать ошибки. Я лишь помогаю вам таких ошибок избежать. И в конечном итоге никто никогда не узнает о том, что вы нам помогаете. За это я ручаюсь.

Он улыбнулся и, коротко поклонившись на прощание, удалился. Маркиз Александр остался в гостиной один. Он положил растение на стол и обхватил руками голову. Сейчас он больше всего жалел не о том, что по его милости погибли люди, а о том, что сам он оказался недостаточно хитер и попался этому священнику с такими проницательными ледяными глазами. Маркиз даже не поднял голову, когда в другом конце гостиной открылась маленькая дверь, которую скрывали высокие ширмы.

– Александр… – пролепетал старческий голос.

Ему сделалось совсем тошно. Черт бы побрал эту старуху, в раздражении подумал он. Вечно она шныряет повсюду и во все сует свой нос.

– Что, тетушка Клементина?

Она стояла на пороге, дрожа всем телом. По густо накрашенным щекам катились слезы, оставляя на белилах и румянах уродливые следы.

– Александр… Как же ты мог…

И она зарыдала, дрожа еще сильнее; ее опирающаяся на дверь рука со вздувшимися венами, вся в коричневых старческих пятнышках, конвульсивно сжималась и разжималась.

– Полно, тетушка Клементина, – проговорил он, чувствуя мучительную неловкость. – Идите к себе. Я могу вызвать Розу.

– Нет, нет… – простонала она. – Не надо! Боже мой, всю жизнь… всю мою жизнь я считала тебя честным человеком… Ты один не бросил старуху, от которой все отвернулись. И твои цветы… и твои книги… Ты был такой хороший, Александр! Как ты мог! Ведь Анриетта… и та девочка, Амелия… Как же ты мог? Боже мой, за что мне это, за что…

– Перестаньте! – крикнул он, теряя самообладание. – Вам не понять, что я чувствовал тогда! И никто из вас не хотел понять! Да с кем я говорю, – добавил он с презрением. – Ведь вы всю свою жизнь только и делали, что предавались разврату! Ни на что другое вы были не способны! И ваш второй муж застрелился из-за вас! Вы разбивали семьи, вы вели себя гнусно… и теперь смеете приходить ко мне – ко мне! – и читать мне морали! Убирайтесь! – Его голос сорвался на визг.

Она вытерла слезы. Парик на ее голове немного перекосился, но она не стала его поправлять.

– Я уйду, – прошептала она. – Не сердись, Александр. Я уйду. Ты не сердись. Я недолго буду тебя стеснять.