Синее железо

Сыма Цянь сидел, потупившись и ничего не возражал. По той твердости, с какой говорил Ли Лин, он понял: к старому возврата нет и надо уезжать.

— Что же мне передать императору? — тихо спросил он.

— Передай ему, что я желаю ему того же, чего, как я знаю, он пожелает мне. А, впрочем...— Ли Лин на мгновение задумался. — Впрочем, я избавлю тебя от всяких объяснений с У-ди.

Ли Лин достал из шкатулки свиток шелка и стал быстро писать. Закончив письмо, он велел мальчику принести горящую ветку, закоптил ею перстень-печать и приложил к свитку. Свиток он закрепил между двумя деревянными пластинками, на которых был изображен карп[65].

— Ну вот, — сказал Ли Лин, протягивая письмо Сыма Цяню. — А теперь забудем о делах и поедем на охоту!

— Голос Ли Лина звучал неестественно весело, и Сыма Цянь подумал, что им незачем мучить друг друга долгими проводами.

— Я поеду, Ли. Нет, не удерживай меня. И прошу — когда кончится эта проклятая война, хоть изредка пиши.

— Хорошо. Счастливого пути, Сыма. Тебя проводят до безопасных мест...

Они молча обнялись в последний раз, и Сыма Цянь пошел к карете, и, когда карета уже исчезла в далеком пыльном облаке, Ли Лин все еще стоял на дороге с поднятыми руками[66].

* * *

В нескольких ли от лагеря карету остановили всадники из личной охраны шаньюя. С ними был главный гудухэу Ильменгир. При обыске у Сыма Цяня нашли письмо и клинок с фамильным клеймом Ли Лина. Письмо вскрыли и Ильменгир дважды внимательно прочел послание Ли Лина к государю Поднебесной.

«Счастлив, ваше величество, — гласило письмо, — поблагодарить Вас за предложение и за незаслуженную милость? Я и так Вам обязан слишком многим — например, казнью матери и пленением. Примите же, государь, поклон от Вашего бывшего верного солдата, а также его меч, обращенный отныне против Вас».

Сыма Цяню вернули письмо и клинок, и карета покатила дальше, неустанно наматывая на колеса засыпанную суховеем дорогу.

Глава 16

Не подозревая о том, что шаньюю стало известно содержание письма, Ли Лин был ошеломлен новыми щедротами, которыми осыпал его владыка.

Ки-дуюй Ли Лин отныне и пожизненно получил титул Западного джуки-князя. В случае его смерти титул переходил к сыну и от сына к внуку.

После Ильменгира и наследника Тилана Ли Лин становился самым могущественным лицом в военно-племенном союзе хунну. Вместе е титулом ему были вручены и несметные богатства: он назначался наместником в Хягае, страну динлинов.

- Не думай, князь, что отсылаю тебя из Орды, – сказал как-то шаньюй. – Просто там на время нужен человек, который сумеет наладить железодельни и кузницы. Нам не хватает оружия, а такого оружия, как в Хягасе, нет даже у хорезмийцев. Но динлины упрямы, своенравны и больше всего в жизни ценят свободу. Они боятся попасть в неволю, но не боятся смерти. – Шаньюй прикрыл глаза, словно что-то припоминая, потом продолжал: – В последний раз, когда я ходил за Белые горы, мы встретили неожиданно стойкий отпор. Окруженные со всех сторон, динлины бросались на копья как безумные. Но их храбрость я не ставлю ни во что. В таком случае лесного буйвола пришлось бы признать величайшим батуром: ведь бесстрашнее и сильнее его нет никого на свете. Однако при умелой облаве и он бывает поверженным. Динлины – дети с телами исполинов, – с презрительной усмешкой добавил шаньюй.

Ли Лин слушал его внимательно, затем сказал:

- Я счастлив, государь, оказанным мне доверием. Но я почти ничего не смыслю в оружейном деле.

- Об этом не беспокойся. У тебя будет хороший помощник. В стране динлинов он считался лучшим бедизчи[67]. Кроме того, с тобой поедет твой слуга. Он сын родовитого кагана, и я намерен сделать его вождем. Конечно, за его спиной будешь стоять ты. Но динлины пусть думают, что ими правит соплеменник...

На этом разговор был закончен. И хотя все складывалось неожиданно хорошо, Ли Лин испытывал тревогу и беспокойство. Ибо, как гласит старая пословица, человеку так же опасно возвыситься, как свинье разжиреть: он может сразу же угодить под нож. Уж не по этой ли причине шаньюй отсылает его подальше, чтобы уберечь от зависти и мести своих каганов? В последнее время Ли Лин не раз ловил на себе косые взгляды. Один только Ильменгир был с ним по-прежнему ласков и ровен в обращении. Они проводили вместе долгие часы, беседуя о самых разных вещах, и Ли Лин часто поражался широте интересов советника. Иногда при их разговорах присутствовал и шаньюй.

Однажды Ильменгир вдруг заговорил об учении Будды.

- Меня оно не прельщает, – равнодушно заметил шаньюй. – Потому что не может ответить на вопрос: зачем живет человек? Наш бог – Суулдэ, и он лучше Будды. Когда мы уходим на Небо, он берет нас в свое войско, и мы продолжаем жить так же, как живем здесь. Удовольствия воина в битвах и пирах, смысл жизни хунну в том, чтобы быть на земле властелином.

- Ты прав, шаньюй, отец победы! – воскликнул Ильменгир. – Горе не удовольствиям, а слабым и безвольным!..