Синее железо

Через полчаса бесчисленная рать загонщиков, сверкавшая всеми цветами радуги, двинулась на тугаи[61]. В одном из первых рядов шагал и наследник Тилан - в халате, расписанном павлиньими хвостами, в сафьяновых, шитых жемчугом туфлях и в круглой шапочке с султаном из зимородковых перьев.

Под ногами загонщиков жирно чавкала бурая, покрытая ржавчиной почва; острые шипы и сучья хищно впивались в великолепные шелка, с треском раздирали их и ранили оголенное тело. Но самой ужасной пыткой были комары и оводы, тучами висевшие над головой и закрывавшие солнце.

Поминая всех духов ада, загонщики медленно продвигались вдоль берега реки и наконец-то выбрались на равнину. Их появление было встречено громовыми раскатами: это хохотали конные сотни, выстроенные на равнине. Только теперь незадачливые загонщики поняли, что придуманная облава была злой шуткой и что никаких кабанов в здешних тугаях не водилось.

Истерзанные, окровавленные, с заплывшими глазами, недавние щеголи были кое-как выстроены сотниками. И тогда глашатаи зачитали указ шаньюя, гласивший следующее: «Пышная одежда и украшения уместны только на празднествах, поминках, жертвоприношениях и пирах. В походах они запрещаются. Также запрещается в походах и особенно вблизи неприятеля напиваться допьяна. Нарушивший этот закон предстанет перёд судом шаньюя».

Запрет относительно одежды хунну встретили равнодушно. Что же касается густого китайского вина, то недовольных было много, однако роптать никто не посмел.

Глава 14

Посланец императора торопился: он вез из ссылки помилованного Сыма Цяня. От одного селения до другого возницы гнали без остановок. Опережая кареты, по тракту во весь опор скакали гонцы. Самозабвенно заливались их серебряные колокольцы, и, заслышав их, тинчжаны - смотрители станций - сломя голову бросались готовить смену лошадей.

Спустя полчаса подлетали кареты. Взмыленных, храпящих коней выпрягали и тут же закладывали свежих. Полумертвый от страха смотритель бегом приносил еду и кувшины с вином и долго еще кланялся до земли вслед промелькнувшим каретам.

Через трое суток бешеной скачки в каком-то городе остановились передохнуть. Чиновник сразу же ушел спать, а Сыма Цянь отправился бродить по улицам, чтобы хоть немного поразмять одеревеневшие мышцы.

Выл базарный день, и повсюду кишел народ. С громкими зазывными криками, похожими на пение, бегали разносчики. Их длинные коромысла с полными корзинами раскачивались в такт шагам.

- Бобовый сыр! Зе-елень! Оре-ехи! Пампу-ушки! - пели разносчики, и, словно аккомпанируя им, ударяли в металлические тарелки бледнолицые жестянщики.

Продавцы дынь с мухобойками в руках сидели в тени и голосами липкими, как патока, причитали:

- Ай, дыни! Ай, спелые дыни, прохладные, словно речной ветер, сладкие, как мед!

У коновязи - бревна на невысоких столбах с деревянным изображением лошадиной головы - шел ожесточенный торг. Продавцы и покупатели так орали, что у Сыма Цяня звенело в ушах.

Когда Сыма Цянь возвращался на постоялый двор, навстречу ему попалась двуколка, запряженная осликом. В плетеном кузове сидел, развалясь, усатый офицер, опоясанный мечом, а сзади плелось около десятка оборванных босых крестьян. За ними шествовал мордастый стражник в железном шлеме и с копьем в руках.

- Кто эти люди? - спросил у офицера Сыма Цянь.

Рекруты, -коротко ответил тот и, отвернувшись, засвистел сквозь зубы.

«Кто же будет убирать урожай? - растерянно думал историк. - Деревни совсем обезлюдели. Если император не прекратит воевать, страну ждет голод...»

На шестые сутки кареты подъехали ко дворцу Игуань. Замок Каменных врат мог повергнуть в изумление любого зодчего. Его седловидные крыши с загнутыми краями сверкали цветной черепицей. Полукруглые плитки черепиц были уложены так, что напоминали связки бамбука. На концах связок гарцевали коньки из ночной светящейся яшмы.

Кровли дворца опирались на золоченые столбы, и на каждом из них восседало по дракону. Чешуйчатый хвост дракона вился вокруг столба, а лапами и головой чудовище поддерживало своды, бесчисленные палаты с пристройками, узорчато-воздушные арки и стропила с резными зверями поражали воображение гостя. Узкие прохладные галереи, связанные между собой, выходили в мраморные залы. Залы были полны солнечного света и веселого звона прозрачных ручьев. Маленькими водопадами ручьи низвергались в бассейны, облицованные зеленым камнем.

Кончались залы, - и перед гостем открывались новые ступенчатые переходы. Они вели к чертогам Небесной башни. Башня стояла на горной вершине, искусно обточенной и плоской. «Метеоры могли бы залететь в ее светлицы, - пишет очевидец, - а от перил к перилам могла б перекинуться радуга».

«Ну вот я и на родине», - подумал Сыма Цянь, проходя вслед за чиновником в узкие, железного литья, ворота, которые охранялись десятком рослых латников с длинными красными секирами в руках.

Мраморная лестница, застланная дорогими коврами, вела вверх, к покоям императора.

* * *