И зачем из лаборатории, где Коржик час назад очнулся, Каби притащил сюда, на старую исследовательскую стоянку, к вездеходу?
Ветер сильнее толкнул, и Коржик попятился. Из-под ботинок, зашуршав, поползла вниз щебенка, посыпалась, застучала по камням внизу – Каби, в два прыжка подскочив, схватил, понес от обрыва:
– Свалиться хочешь?
Надо бы ответить, да голоса нет. И бояться Каби – сил нет.
Жизнь зато есть: вот имплант, ее условие, на груди у Каби в прозрачном плоском кейсе: едва мерцает ток в рваных многослойных углеродных и металлических кружевах… Вот новые аварийные батарейки, вот – пустоты утраченных структур… Как вообще удалось распутать и расправить электронную паутину, которую Каби выдрал тогда из своего плеча? Чудом снова запустили питание, имплант ожил и дал симбионту внутри Каби команду воссоздать голем. И Коржик смог вернуться в полноценное сознание, перестал быть слепым интеллектом во тьме себя самого внутри Каби.
Как много пустот, да. И все эти черные кружева были в крови… И Каби еще, обливаясь кровью, бросил имплант под ноги, топнул – и все, Коржик посыпался на пол металлическим бисером, дробясь на частички мельче и мельче… И свет погас. Дальше его не было. Обезьяна всегда победит ИИ.
Каби сунул его в вездеход и велел:
– Сиди. Скоро поедем.
С минуту он смотрел, как Каби таскает снаряжение из люггера в грузовой отсек вездехода – вдруг он нечаянно повредит кейс импланта и Коржик снова рассыплется в пыль? Элементов голема уцелело – три горсти Каби, наверно. Едва хватило слепить в груди и запустить крохотный реактор, чтоб питать сам жалкий голем – как в начале маленький, каким отдали Каби. Десятилетиями Коржик рос, сохранял в себе каждый атом, каждый фотон – и опять как пятилетний ребенок. Немой и бессильный… Никчемный. Он лег на сиденье, свернулся спиной наружу. Как больно быть все сознающим, все видеть и ощущать. И этого «всего» так много, что в глазах – черная вода. Симбионт после сенсорной изоляции – в пределе.
Каби стал тише, виски седые… Когда он успел так постареть? Все равно страшный. Взбудораженный возвращением Коржика. И – что ему надо? Чтоб Коржик его простил и отозвал запрос на отсадку? И до конца жизни – рядом, слуга и советчик, а потом как за руку перевел бы в бессмертие? Да хоть сейчас. Симбионт пишет сигналы синапсов Каби непрерывно, копируя личность; это корневой протокол, увязанный с жизнеобеспечением. Залить архив хоть в сорок тел, и пусть новые Каби работают дальше. Каби ж гений, от гениев – польза…
Заодно и Коржика отсадят в автономный корпус или в нового носителя, ведь выгоднее использовать опытных симбионтов для воспитания кабирят, чем, вот как случилось с ними, растить обоих в одном организме. Снова в человека? Ох, нет… А будет ли выбор?
Правда, отсадка прикончит тело Каби вместе с исходной личностью – так ведь все их беды из-за несовершенного мозга Каби, из-за проклятых багов организма, унаследованных от кистеперой рыбы. Но личности людей вырастают только на родном биологическом носителе – миллионы веков эволюции запросто не обойти. Но рост этот… Дорого обходится.
Их соединили, когда ему было пять, а Каби – десять. Симбионты подсаживают, когда мозг уже набрал максимальную плотность синапсов. Но до начала пубертата, чтоб дальше все процессы в мозге шли уже под контролем симбионта. И к своим пяти Коржик был уверен, что знает про человеческий мозг все. А Каби… Каби любил играть с собаками и решать квадратные уравнения.
Однажды утром Пряника, Вафлю и Коржика повели в операционную. Инструктор управлял маленькой платформой с «банками», а они трое, одинаковые големы, шли рядом, держась каждый поближе к своей «банке»: там, внутри, они настоящие, сами по себе беззащитные мозги, биопроцессоры со всякими нужными инструментами. Дальше трехсот метров от них нельзя отходить, а то отключишься – там, внутри «банки», в нижнем отделении, имплант связи голема с мозгом. Сегодня и их, и импланты поместят в новые «банки». В настоящих живых мальчишек, итог нескольких поколений селекционного отбора кабиров. И от носителя отходить тоже будет нельзя.
Страшно: впервые отсоединили от питания и вынули «банки» из ниш в стене «норы», где им давали попробовать жизнь. «Нору» инструкторы трансформировали в любую среду, чтоб они научились, изменяя голем, действовать то скатом на морском дне, то птицей, то человеком. Важнее были уроки действовать самим как есть, синтезируя любые белки – в биохимических многомерных лабиринтах человеческого организма. Но больше никаких искусственных сред. Начинается жизнь.