В первый и последний раз, когда открыли «банку», Коржик по-настоящему видел себя: розовато-серая, вся в зачатках присосок, отростков, сосудов, нервов длинная широкая живая лента. Симбионт. Искусственный мозг. Робот наклонил «банку» и нежнейшими манипуляторами, чтоб исключить прикосновения грубых человеческих рук, стал перемещать его в горячий, сочащийся сукровицей, тесный разрез. Коржик смотрел на тонкую загорелую шею Декабря и дрожал.
– Прекрасная работа. – Кто-то главный сказал инструктору поверх головы Коржика. – В симбиоз вошел – да с первого взгляда. Повезло Декабрю.
– Да, Коржик – чуткий…
– Настораживает меня эта новая эмоциональная прошивка, – ответил кто-то главный. – Знать бы, как в деле себя покажут.
– …Коржик! Работаем, Коржик, – подал знакомую команду хирург. – Раскатывай первый сегмент.
Коржик, по отрепетированному порядку запуская ансамбли тысяч щупалец-хоботков, сосудов и нервов, стал внедряться в ткани, в кровоток Декабря, в нервную сеть.
– Молодец, – теперь инструктор сам вытер ему слезы. – Декабрю не больно, не бойся.
Да, не больно, Декабрь под наркозом, – будто его сознание тоже ссыпали в «банку» и заперли. Но ведь то, что происходит, – непоправимо. Кабир – это навсегда. Симбионт в теле – тоже навсегда, до смерти. Но у Декабря был выбор – и он не отказался. А у Коржика – выбора нет. Выбор бывает только у людей.
– Тебе самому, что ли, больно? – шепотом спросил Вафля.
Он и Пряник подступили близко, смотрели со страхом. Коржик расправил еще сегмент и сказал:
– Нет, нисколько. Это… Как будто я до этого все время мерз. А теперь наконец стало тепло.
Тепло давно уже не было… Каби поднялся в вездеход – тронет? – Коржик съежился, и он молча сел за руль, запустил двигатель. Вездеход ожил и потихоньку, дрожа, попер вперед.
Плакать смысла нет, никакой инструктор не придет утешить. А что сейчас? Дать волю страху? Ведь Каби, стоит чему-то пойти не по его, снова в момент прикончит, он измучен симбиозом до предела. Простит ли, что много лет Коржик, тасуя гормоны и нейромедиаторы, исподтишка принуждал его к действиям, что вели к собственным целям Каби, будь то воплощение проектов, подготовка к экзаменам или первая планета – и всегда оказывался прав? Смысла в бунтах Каби не было. Но что делать, если Каби признает только свои волю и мнение? Если он все время отвлекается, упускает важные мелочи, устает, спит, ест и обольщает подружек? Конечно, манипулировать его сознанием через биохимию. Хотя никогда Коржик не подменял его цели своими – своих целей не было. Придумывать задачи умеет только человек. И в итоге все равно все получалось именно так, как хотел Каби. Только искуснее и быстрее.
Вот только приходилось так упрощать его чувства, что в итоге древний человеческий мозг Каби истощился и стал генерировать только гнев и протест. Творчество убивает, да. Какое-то время они держались на вживленной наставниками преданности, ведь их растили, поощряя сотрудничество и мгновения дружелюбия, будь это заметные поступки или скрытый синтез эндокабиноидных гормонов. Еще сколько-то – на привычке к работе, в которой много лет были необходимы друг другу, на проектах терраформинга, которые следовало закончить – поселенцев не психозы Каби волновали, а климат и состав воздуха…
Так, но что сейчас-то делать? Пока сознания не было, симбионт оставался лишь узлом расчетов. Мозг Каби предоставлен сам себе – сил нет на скрининг, но вроде нейрохимия бедна, спокойна. В прошлом – тоскливое затяжное безделье, но потом гипертимический темперамент Каби взял свое, депрессия сменилась целеустремленностью, посыпались задания…
Все кружится… Темно и тошно… Хоть бы Каби попил и поел, чтоб симбионт получил хоть что-то, а то мысли уж путаются.
Каби давно мог бы избавиться от стареющего тела с полуживой дрянью в загривке. Да, разрушить организм, но его личность обрела бы другой носитель – без зависимости от тысячи лет как устаревшей свистопляски нейромедиаторов, без прочих биологических багов.
Но люди не логичны, им жалко тело. Значит, снова работать вместе? Каби – мастер, бог терраформирования, царь планеты – а Коржик? Отупевший, оборвавший все узы – оставил только подключение к аорте да пучок нервов, чтоб жить, вести запись и обсчитывать простые задачки. А снаружи – вот, голем из пыли, привязанный к хламу в прозрачном контейнере. Так что непонятно, на кой он Каби сейчас.
Каби, спохватившись, вытащил откуда-то бутылку с изотоником, встряхнул и быстро выпил. Достал еще одну, пил уже не спеша – электролиты пошли в кровь, она потекла легче. Коржик, затаившись, ждал, когда станет хорошо. Хорошо не стало. Просто прояснилось в уме.
Он сел и глянул вперед: сумерки. Вездеход, меся болото, медленно полз по чахлому лесу. Знакомо ворчал двигатель, ветки иногда скребли по крыше. Коржик посмотрел на светящийся игрушечный ландшафт карты: молодая местность, формирующаяся, полная стрессоров, людям жить нельзя, потому что в тяжелом рельефе они не смогут вести себя просоциально… Стоп. Это теперь не его дело.