И когда имя брата звучит в жалящих вспышках сигнала, я вновь вспоминаю, кто я и где. Конечно же, это не Кенри. Кенри умер, а я забыл об этом. Некроз движется слишком быстро.
Эри, Эри, я должен успеть.
– Что? – Эртон думает, я просто заговариваюсь. У нас, агентов, часто едет крыша. – Ты давай, не бредь, Джиу. Мы уже рядом.
/
Над землей клубится взбитая пыль, воздух дрожит от зноя.
Еще только полдень, но горизонт уже тлеет в багряном мареве.
Герс дышит в странном, отрывистом ритме – как пловец, нырок за нырком. Эри – совсем неслышно. Не плачет, только глядит на меня остановившимся взглядом.
Эртону я велел ждать у челнока. Он уже видел прежде ситуации с заложниками, потому не стал спорить.
Здесь только мы трое.
– Послушай, – это звучит так жалко. Голос крошится, ребра скребет близкий приступ.
Герс щурится. Сквозь дрожащий воздух и разделившие нас десять шагов я вижу его прежнее лицо. Лицо из профайла, с заостренной слева усмешкой. Ключ подстраивает резкость зрения, и теперь замечаю – один из зрачков Герса чуть шире другого. Процедура что-то замкнула в нем.
Он перехватывает тяжелый нож Тендо. На лезвии пляшет солнце. Я делаю шаг навстречу – осторожный, медленный. Песок хрустит оглушительно. Но этот звук накрывает голос Герса – ясный, спокойный, уже знакомый:
– Я слушал достаточно. Твоя очередь. Мне нужен челнок и пропуск.
Пока он говорит, делаю еще шаг.
Эри пытается что-то сказать, и Герс встряхивает ее:
– Заткнись, – говорит равнодушно, но лезвие задевает кожу. Нить пореза ярче ржавой земли вокруг. Это предупреждение. Эри цепляется за руку Герса побелевшими пальцами, словно и правда надеется остановить. Серебряный браслет среди множества цветных бликует, слепит, повторяет бьющий в ладонь ритм маяка.
Я медленно опускаю ключ-пульс. Взгляд Эри движется от моего лица к ладони, охваченной нездешним сиянием. Волшебством, что когда-то ее зачаровало.
Улыбка Герса становится отчетливей и острее, и я понимаю. Он очнулся не сегодня. Он все знает. Знает, кто я. Знает правила. Знает: даже если все кончится хорошо, процедура теперь ждет и Эри. Что с ней станет тогда, нельзя предсказать. Вот почему Герс улыбается, вот почему не торопит. Он наслаждается.
За гранью зрения копошатся бесформенные тени, отблики матового стекла. Эхо его прошлого, запечатленное во мне.
Я должен сосредоточиться. Должен что-то придумать.
Раз ему нравится наблюдать, я смогу его отвлечь. Приблизиться, зацепить сознание. Выстрелить. У меня ведь есть мой предельный импульс.
Вперед.
/
По железному коридору катится эхо моих шагов. Надо мной – чернота, всюду потеки ржавчины. Вихрятся песком, рыжей пылью. Образы процедуры и маяки запечатления проникли друг в друга, исказились, смешались. Нужно найти место, где процедура оборвалась. Где я активировал ключ.
Процедура – просто воплощение ассоциаций волновыми импульсами ключа. Достаточно вычленить то, что повторяется снова и снова. Пустоты моей изъеденной некрозом памяти забиты этими узловыми ассоциациями. Нужно просто сосредоточиться.
Вот оно.
Матовое стекло во всю стену, белое от белого тумана по ту сторону. В этой белизне мечутся чужие очертания. Вот почему я видел лишь тени. Там люди, но их не разглядеть. Прикасаюсь к стеклу – не холодное и не теплое, температуры как будто и нет.
И вдруг туман вскипает вокруг. Я – с другой стороны. Я – бесплотная тень, прошитая импульсом ключа.
Что происходит?
– И правда, быстро добрался, – голос Герса, многократно усиленный, простирается надо мной, – ты знаешь, что сжигаешь собственные связи? Нет, конечно. Вас ведь не предупреждают.
Я задыхаюсь – где-то там, наяву. Туман рвется черными провалами. Если я не удержу импульс, потеряю сознание – все кончено.
– Не бойся, – говорит Герс, – ты мне нужен. Пропуск, помнишь? И челнок. Но чем дольше останешься здесь, тем сильнее себе навредишь. Пока все не так плохо. Ты даже побыл настоящим сыщиком, как когда-то хотел. Нашел меня. Молодец.
Он видит то же, что и я. Помнит то же, что и я.
– …А теперь пора отступить.
Зрение рвется цветной рябью. Невидимой рукой нахожу запястье, стискиваю до боли. Ключ впрыскивает дозу чистого эндорфина, все заостряется, ясное, яркое. Туман рассеивается, чернота уходит. Я в испытательном зале – белые стены и пол исчерчены цветными линиями освещения. Вокруг люди – человек двадцать, бродят вдоль этих линий, сидят у стен, бормочут, поют, смеются.
– Если будешь упрямиться, – я его не слушаю.
– … станешь одним из них.
Не слушаю.
Еще немного.
Хоть один маяк должен сработать.
Хоть один.
Я усиливаю импульс, он пронзает запястье, кровь становится болью. Обрывки тумана наливаются красным, осыпаются на белый пол. Надо мной, над людьми вокруг – черная пустота неба. Испытательный зал кажется сделанным из бумаги – такой он и есть. Матовое стекло рвется, как прозрачная пленка, и я вижу правду.
Схемы, живые сны, черные вспышки.
Герс работал над новой версией ключа. Технология, которая позволит
/стерто/
влиять на сознание без контакта, без процедуры. Импульс, который сможет влиять на
/черный код/
сотни людей.
Тесты, тесты, множество тестов, ставки все выше.