Сингулярность 2.0. Биотех

Если я расскажу, что, вероятно, процедура прошла неудачно, можно забыть о попытках помочь Эри. Мое личное дело должно быть безупречным. Я не имею права ошибаться. Разве не для этого я здесь? Чтобы помочь. «Люди не должны так жить», – кто это сказал?

…Не важно. Я обязан добиться для Эри лучшей участи.

Наблюдаю за адаптацией Герса – она проходит точно как у других. В первые дни осужденные смутно осознают реальность. Это уже не медикаментозный сон, но и не явь. Не процедурный транс, но и не свободная воля. Осужденный следует за голосом агента, медленно привыкает к новому воздуху, миру, имени.

Герс ходит бесшумно, но нетвердо – как раненый зверь в темноте. Иногда берет плошку со стола или свиток с полки, долго рассматривает. Дотрагивается до низкого потолка, ощупывает стены, слюдяные окна. Но не задает вопросов, ничего больше не комментирует. Сигналы, оставленные в его памяти, звучат четко, не дребезжат, не меркнут. Я постепенно убеждаю себя, что все в порядке.

Но Эри приближаться не позволяю. Она хмурится, глядит исподлобья, пока размешивает похлебку в закопченном котле. Все больше молчит. Может, обижается, что ничего не рассказываю про нового «путника». А может, чувствует, как я облажался. Или от бессонницы моя ложь стала заметнее.

Как и прежде, я провожаю ее домой. Эри на меня не смотрит.

Наши длинные тени прорезают густой свет заката.

Недалеко от ночлежки опять крутится Тендо – один из тех, кому пришлось остаться в городе. С нервными, крупными руками, весь выломанный и тощий. В его преступлении ничего загадочного не было. Никаких черных пустот, никаких пробелов в профайле. Мир, смазанный скоростью, грохот аварии, разрывающий легкие дым – сквозь наркотический восторг, цветные искры. Он забыл себя еще до ареста и до процедуры.

И, похоже, немного подсел на обновления связей.

Как всегда, в каких-то бурых лохмотьях, зато на поясе – огромный нож. Где он его достал? Нужно будет забрать.

– Как оно, Джиу? – Тендо ухмыляется самоуверенно и заискивающе. «Мы же приятели, да? – такая вот ухмылка. – Я вот зашел поболтать.

Так он это себе объясняет. Наверное, правда верит, что мы друзья.

– Ну, я не знаю, скоро ли вернусь. Жди, если хочешь.

– А то. – Он хромает к порогу ночлежки и, устроившись на ступенях, подставляет лицо солнцу.

Эри ничего не говорит. Ни о работе для Тендо, ни о завтрашнем дне. Под ногами хрустит песок, мелкий щебень. Оглушительно.

Мы подходим к двухэтажному дому с пестрой каменной мозаикой на стене. Эри снимает здесь комнату у пожилой пары и помогает по хозяйству. На те средства, что жертвуют нам местные, особо не проживешь, я справляюсь только благодаря помощи базы. Эри несколько раз намекала, что готова отказаться от части оплаты жить и в ночлежке, но, конечно, о том, чтобы позволить ей ночевать под одной крышей с осужденными и местными алкашами, не может быть и речи.

Эри останавливается. Заправляет за ухо отросшую прядь. Мнется, чертит носом ботинка какие-то знаки в песке.

Ключ под рукавом стискивает запястье кислым холодом.

– Слушай, если тебе стало скучно, если ты хочешь уйти… – вдруг прошу я, сам не зная, что договорю, – …короче, не уходи пока. Подожди. Ну, недолго.

Пока я отправлю Герса к другому агенту, тому, что устроит его новую жизнь. Пока подготовлю отчет о тебе для базы. А если они откажут… что ж, может, и мне здесь нечего делать. Моя память искажена, контур вряд ли совпадает с тем, что хранится у них. Может, без процедур некроз отступит. Может…

Нет, нет. Это ужасная слабость. Но я так хочу ей во всем признаться, что мой воображаемый голос заглушает ее ответ. Наклоняюсь ближе:

– Что?

И тут Эри ловит мой воротник, тянет к себе. На губах у нее соль и пыль, поцелуй поспешный и неумелый. Она отстраняется, жмурится, словно я ударил ее или она меня ударила, а не поцеловала.

– Я не уйду, – говорит еще тише, но теперь я слышу, – ни за что не уйду.

– Ну… ну хорошо. Тогда завтра увидимся.

– А…

– Потом. Прости.

Я ухожу. Жду, когда скрипнет и захлопнется ее дверь, но ничего не слышу, только хруст под ногами. Кровь гремит в висках. Я так зол на себя, что впервые за долгое время вспоминаю о предельном импульсе. Я знаю: нельзя оборачиваться.

Конечно, мне нравится Эри. Да только когда узнает правду, из волшебника, спасающего людей в пустыне, я превращусь в мудака и лжеца, чужака, который издевается над людьми. А если не узнает? Это ведь будет еще хуже. Да?

Оборачиваться нельзя, но я оборачиваюсь. Эри смотрит мне вслед. Стучу кулаком о сердце и машу ей рукой. Отзвук смеха прыгает по пустой улице, а потом она повторяет мой жест.

Вдруг становится так легко. В воздухе нет больше привкуса пыли, небо взмывает выше. Маленький город кажется мне прекрасным, почти родным. Все тонет в сиянии умирающего дня. Я не хочу возвращаться в ночлежку. Брожу по улицам, захожу в таверну, болтаю с местными и с Эртоном.

– У вас, агентов, часто едет крыша, но лучше, когда вы от этого веселеете, – сообщает он сиплым шепотом, – знаю одного мужика, он в монастыре работает, и реально верит во всю поебень, что они там несут. Но это лучше, чем…