Однажды, наблюдая, как Эри возится с кем-то из местных бездомных, я понял: если подготовить материал, если рассказать о ней, может, что-то получится. Планете это вряд ли поможет, но, если отчет заметят, Эри заберут отсюда. Устроят на нормальную учебу. Ей больше не придется дышать пылью. Она сможет узнать то, к чему здесь никогда даже не приблизится. Если кто-то и заслуживал шанс, это она.
В тот вечер, обнаружив в памяти новую лакуну, я не стал дразнить себя поиском смертельного импульса. Я взялся записывать воспоминания Эри, разрозненные истории жителей города, мои собственные наблюдения. Работа меня увлекла, некроз подгонял – наверное, то же чувствовал Кенри, когда лихорадка уже гнала его пульс быстрее, путала мысли, но еще не превратила в бессвязный бред. Воодушевление, сжигающее страх.
В моей жизни, даже в этой жизни, наконец, появился смысл.
– Ты прям изменился, Джиу, – сказал Эртон во время очередного обмена возле караванной тропы, – чет не помню тебя таким радостным. Привык, что ли?
– Типа того. – Я бросил в песок сигарету, закинул на плечо сумку. В этой посылке был подарок для Эри, браслет с маяком. Просто на всякий случай.
Откровенничать с Эртоном я не собирался.
Я не привык.
У меня появилась цель.
/
– Здесь другой воздух.
Так осмысленно и спокойно – дергаюсь, как от тока. Он очнулся? Прижимаю пальцы к запястью, сквозь тонкую оболочку ключа считаю удары пульса. Готовлюсь переключить режим, вырубить осужденного снова.
Но взгляд человека напротив совершенно обычный. Дрейфующий в пустоте.
Блеклое лицо без возраста, водянистые глаза, черты, оплывшие от лекарств. Жду, но ничего не происходит. Ионизатор чуть слышно стрекочет над головой.
Ладно.
Иногда они что-нибудь говорят сквозь забытье – наверное, тот же случай. Правда, обычно это что-то из прежней жизни. Вялая ругань, многословные извинения. Один почти весь путь от высадки до поселения повторял: «Ара». Скрежет этого имени до сих пор стоит у меня в ушах. Ведь очень скоро я узнал, кто была эта Ара.
Не должна была обернуться, но обернулась. Не должна была кричать, но закричала, эхо забилось в стальных стенах переулка.
Светлые волосы колышутся в темной воде канала, в остекленевшем взгляде плывет небо. Ее найдут, и все будет кончено… неважно – все кончилось, когда она обернулась.
Меня мутит. Не жара, не пыль в воздухе, не убожество местной жизни – хуже всего, что приходится это видеть. Проживать вместе с ними. Воспоминания о доме, что еще не тронуты некрозом, медленно вытесняет чужая грязь и жестокость. Темные склады нижних уровней. Полузаброшенные тупики, слепые зоны системы слежения. Недостроенные высотки – балки торчат железными крючьями.
Страх, отчаянье, ярость. Пустоты оборванных жизней.
Места преступлений и преступления.
Когда-то я утешал себя: вижу все это, чтобы дома никто никогда не увидел.
А сейчас просто надеюсь: в этот раз – просто срыв. Несчастный случай. Непреднамеренная халатность.
В профайле его не узнать. Серьезный тип, такие редко сюда попадают. Глава одной из центральных ячеек небольшой компании. Специальность засекречена. На снимке из прошлого совершенно другое лицо – строгое, левый угол рта заострен усмешкой, волосы приглажены. Большая часть данных о преступлении засекречена тоже. Злоупотребление вверенными ресурсами, приведшее к необратимым последствиям. Стандартная формулировка, без расшифровки и маркера.
Дерьмо.
Далеко не все, кто сюда попадает, заслужили высшую меру. Иногда кого-нибудь подставляют, и вместо долгих бесед с соцработниками, исправительных процедур человек получает… шанс. Вот такой. Я об этом, конечно, знаю. Но одно дело – знать. Другое – уничтожать память невиновного человека.
Если он невиновен.
С внезапной яростью, до ряби в глазах, в ребра вгрызается приступ. Под безучастным взглядом осужденного я делаю глоток из фляжки с отваром. Прохладная терпкость лекарства смягчает боль.
Хорошо.
Нельзя психовать перед процедурой. Нельзя сомневаться.
Открываю ладонь. Направляю импульс.
Он швыряет меня в глубину чужой памяти.
Всюду железо и камень.
Дышат холодом длинные тени. Одни – неподвижны. Небо, планета, город. Другие – снуют вокруг. Слепые темные сгустки, безымянные фигуры. Люди, но я не помню в них человеческого.
Нет, нет, нет.
Сосредоточься, Джиу.
Помни, кто ты.
Самое главное во время процедуры – не потерять себя. Найти баланс. Не позволить прошлому осужденного затопить сознание, не внедрить лишние мысли. Только в равновесии можно запустить процесс.
Иногда свет ключа размывает путь к прошлому. Иногда дробит ядро личности осужденного, оставляя только один осколок – остров в море забвения. Иногда – как вирус, остается в сознании, пока не разрушит все лишнее. Эти случаи самые паршивые, требуют долгого наблюдения. Пару таких ребят пришлось оставить в городе, они часто шляются возле ночлежки. Процесс для них не прекращается, и я должен обновлять необходимые связи: имена, местный язык. Иногда начинает сыпаться что-то совсем простое, но важное, вроде необходимости спать или нормального дыхания. Эри жалеет их, просит дать им работу, а я…