Синие горы

К середине дня старухи потянулись к магазину — захватить привезённый из райцентра хлеб, которого часто не хватало всем желающим. Очередь у магазина длинная, цветастая, разговорчивая. Проехавший мимо автобус с любопытством проводили глазами: в середине недели из города обычно мало кто приезжал, автобус вхолостую делал крюк и возвращался обратно за поскотину выскочить на «федералку».

А тут на остановке дверца автобуса «выплюнула» одного пассажира — в помятом с дороги костюме, с неказистым чемоданчиком. Пассажир был при шляпе, при очках, чем заметно отличался от местных, подпирающих палисадник мужиков.

— Интересно, к кому это гость сдалёка? — первой высказалась баба Катя, выйдя из магазина с покупками. — Тилигентный, сразу видать.

— Щас у его и спросим, — предложила баба Арина самый рядовой способ утолить любопытство. Поправила платок, вытерла калошу об калошу. Сочтя, что вполне прилична для такого интеллигентного гостя, двинулась навстречу.

Старичок, приподняв шляпу, поздоровался:

— Доброго всем дня, уважаемые. Не подскажете, есть в деревне Дорожковы?

— Не-е… Никого не осталось. Давно жили, шшитай, пол-улицы было Дорожковых. Кто до войны потерялся, кто в войну, всех разметало, — охотно доложила Катерина.

— Как? Никого? — Приехавший растерянно поглядел за село, куда уже покатил автобус, волоча за собой шлейф пыли.

— Родня твоя, поди, — полюбопытствовала Арина.

— Да. Родные. Думал, может, тут кто остался из своих. Жена умерла, дети далёко. А корни тут… А гостиница тут есть?

— Нашёл чо спросить. Сроду не было.

Мужчина растерянно топтался, перекладывая чемодан из руки в руку.

— Ну, пойдём ко мне, — решилась вдруг Катерина. — До завтра остаться придётся. Автобус-то второй раз токо утром к нам зайдёт. Я своего старика схоронила три года назад, хоть поговорю с тобой вечером, всё не так тоскливо будет. — Не обращая внимания на шиканье Арины и попытки приостановить неуместное гостеприимство, продолжила: — Дом большой. Гостиниц у нас в деревне отродясь нету. Поди не обидишь?

— Ой! У голодной куме одно на уме! Гляди, не ссильничал бы! Кому мы нада! — съехидничала Арина. Мысль, что Катерина спокойно ведёт в дом совершенно чужого человека, злила. Мало ли что у него на уме. Может, какой грабитель. Рожа-то нехорошая! И сказать ей впрямую — ни то ни сё, сколь ни одёргивала — не понимает!

— Тьфу ты! — Отодвинув с пути Арину, Катерина решительно пошла вперёд, показывая гостю дорогу к её калитке. Дома, не довязываясь с лишними расспросами, поставила чайник, показала, где рукомойник. Умывшись, гость достал из кармана пиджака расчёску, причесался перед гардеробом с большим, до полу, зеркалом. Выпрямился перед своим отражением, а потом, взглянув на портреты на стенах, заметно сгорбился и стал их разглядывать. За этим занятием и застала его хозяйка.

— Но чо ж стоишь-то? Пойдём чайвать.

Не успели чинно расположиться возле стола, как в дом зашла Арина.

— Меня старухи в разведку отправили. Боятся тебя одну на приезжего-то отставлять, — остановилась у порога, впрямую разглядывая приезжего.

— Не чуди, где ты их успела увидать, старух? Садись чай пить. Любопытство распирает, поди?

— Распирает. Но расскажи, мил человек, кто тебе Дорожковы-то были?

— Погоди ты, — остановила её Катерина и налила ещё одну кружку чаю. — Дай обопнуться с дороги человеку. Всё ж таки в возрасте.

— Родня наша. Родители наши дружны были с Гаврилом да с Анной. А вы не знаете, где кто-нибудь из их семьи? — приезжему, видимо, самому хотелось побыстрее что-то узнать.

— Всю семью в тридцать семом поразорили. Гаврилу забрали ночью. Увезли. А семью на другой день пришли выгонять с дому. А пост был, и как раз забирать пришли в пасхальный день, — стала вспоминать хозяйка. — Мясо в печке томилось в чугунке. Анна схватила чугунку, руки обжигает, а она к телеге с мясом, куда всех детей кинули. Отобрали, горлохваты! Семь детей из избы выгнали, одну шубу на всех в телегу бросили. Ни подушки, ни одеяла.

— А куда их?

— Кто ж знает, — мрачно ответила Арина. — Заикаться-то боялись, не то что расспрашивать. Вечером на угол бани котомочку повесят, бывало. Всё думали, что может, кто вернется, хошь набегом, да поесть возьмёт из дома.

— А Сазоновы рядом жили? Они что-то могут рассказать?

— Э-э-э. — Соседки переглянулись. — И Сазоновых знали? И тех тоже сгнобили, — подняла к божнице голову Катерина и перекрестилась.

— Только старших? — уточнил старик.

— Нет… — Катерина мотнула головой. — Забрали деда Никифора, сыновей его Алексея и Петра, увезли. А молодухи, с бабкой Никифорихой, с Николаем, да детишками в ночь ударились в бега. Понимали, што и им покою не будет. «Враги народа»!

— Да-а, — поддакнула Арина, у которой уже и слёзы блестели в глазах. — Рассказывал отец-то мой, как на плоты их бегом-бегом посадили, курочек несколько в корзинку. А курочка яичко снесла, пока грузились. Вот маленькая девочка держит яйцо в руке, а оно возьми да упади в воду. Заплакала так горько девчоночка; плоты мужики столкнули и уплыли они.

— А потом, потом куда они? — не унимался и выпытывал гость.