Синий апельсин

И потекла беседа. Под чудесное бабушкино вино с пирожками начинёнными любовью. Говорили о кино, Джеймсе Кэмероне, Артуре Рэмбо, о бабушке и Бернардо Бертолуччи. Андрей был начитан, галантен и остроумен и даже стал казаться симпатичным. Покорял харизмой. Тося ловила себя на мысли, что она была бы рада, если бы в купе никто не заселился. Хорошо говорилось, пилось, елось и смеялось. Открыли вторую бутылку вина.

– Думаю, мама простит, что не довёз бутылку, – улыбнулся Андрей. Куплю её любимый Бэйлис.

– Ты женат? – спросила Тося, обратив внимание на кольцо.

– Был. Некоторое время. Студенческий брак, когда желаемое выдаётся замуж за действительное. Ей со мной было скучно. Она так мне и сказала при расставании.

Замолчали. Тося думала, что он сейчас спросит про её социальный статус. Не спросил.

– А я не замужем. И не была.

Он кивнул:

– Я знаю.

«Странно. Ответ у меня на лбу, наверное, написан. Андрей деликатен – отметила Тося, а я комплексую». Секунды складывались в минуты, а те в часы. Время пролетало приятно и незаметно. Радовало, что в купе кроме них – никого. Тося любила поезда, считала их неким своеобразным видом медитации.

Глядя в окно на мелькающие белые хаты, молодой человек вдруг начал читать стихи:

Те же – приречные мрежи,

Серые сосны и пни;

Те же песчаники: те же -

Сирые, тихие дни.

Те же немеют с отвеса

Крыши поникнувших хат;

Синие линии леса

Немо темнеют в закат…

Читал красиво, интонационно правильно, с выражением.

– Чьё? Не могу вспомнить. Не Анненский? – удивлённо спросила Тося.

– Андрей Белый.

– Прочти, если помнишь до конца.

– А над немым перелеском,

Где разредились кусты,

Там проясняешься блеском

Неугасимым – ты!

Струями ярких рубинов

Жарко бежишь по крови:

Кроет крыло серафимов

Пламенно очи мои.

В давнем грядущие встречи;

В будущем – давность мечты;

Неизъяснённые речи,

Неизъяснимая – Ты!

– Чудо! Это как надо любить женщину, чтобы найти для неё такое определение: «Неизъяснимая»! А ты где научился так читать?

– Три раза поступал во ВГИК. Не брали. Во второй раз с моими баллами взяли на режиссуру. Учусь. Но я хочу на актёрское. В следующем году опять буду поступать. Я всегда добиваюсь того, чего хочу.

Говорили целый день и ночь, спать не ложились. Бывает же такое! Ощущение будто они давно знакомы – всю жизнь.

Вдруг зашла проводница и сказала, чтобы Андрей готовился. Следующая станция его.

– Стоим три минуты.

– Почему ты не сказал, что не в городе живёшь? – спросила Тося. Стало обидно. Так насыщено и интересно провела она день. Хотелось сказать ему: «Не уходи! Поехали дальше». Но не сказала.

Андрей собрал рюкзак, посмотрел долгим взглядом в Тосины глаза и сказал тихо: «Прощай. Вспоминай меня. Увидимся. Я знаю».

И вышел из купе.

«Как же, увидимся! Даже телефона не спросил…», – огорчилась Тося.

Андрей подошёл к окну, постучал в стекло и, улыбнувшись, помахал рукой. Тося тоже улыбнулась и тоже помахала.

Повернулся и пошёл по перрону.

Короткая остановка закончилась, и поезд тронулся.

«Как жаль, что этот рыжий Андрей появился и исчез. Как жаль! Славный такой. И взрослый. Этой разницы в десять лет она совершенно не почувствовала. Скорее наоборот: казалось, что это он старше. Никогда не встретимся больше. К чему было это «Увидимся»? Как он её может найти? Подумаешь – день проболтали, не закрывая рта. Ну и что? Просто случайные попутчики».

Тося сидела за столиком, на котором красовались недоеденные бабушкины угощения, и тоска когтистой лапой сжимала сердце. За окном всё те же милые картины. Есенинские просторы, поля подсолнечника, лютики и ромашки, мальвы у хат и лохматые георгины в палисадниках. Красиво. Он здесь живёт. В этой красоте. Живёт хороший гармоничный человек с рыжими вихрами, ясным взглядом и ясными целями.

Как жаль…

В купе постучали.

– Да-да! – ответила Тося.

Дверь открылась, в ней стоял Андрей и улыбался.

– Успела соскучиться? Только честно.

Тося встала с диванчика.

– Очень. Как же это? Ты же выходил.

– Ну и что? Шёл и думал, какой я дурак! Только встретил тебя и расставаться. Зачем? Глупо. Успел вскочить в последний вагон. Я правильно сделал?

– Правильно!

Тося стояла рядом с ним и он был большим, высоким и сильным.

– А ещё я подумал, что, наверное ты – Неизъяснимая!

С этим у меня ещё будет время разобраться! – наклонился и прижал свои губы к Тосиному виску.

       / /

МАМОНТОВА ПУСТЫНЬ*

      Сын Антонины Федя считался местным дурачком. Вначале рос нормальным мальчишкой, а когда ему стукнуло три года, попал с матерью в сильную грозу. Рядом с деревом, прятавшим их от непогоды, ударила молния, осушила, как говорят деревенские, позвоночник, и Федька онемел.

Местный фельдшер объяснил, что от страха в голове что-то сместилось. Матери ничего, а Федька с тех пор только мычал. Он всё понимал, но стеснялся своего изъяна и был нелюдим. До сих пор на поляне стоит высокий обожжённый тополь, как памятник той беде.