Синий шепот. Книга 1

Но лицо Чан И внушало еще больший ужас, чем лицо молодого господина. Ясные и прозрачные глаза тритона почернели, как небо в ожидании жестокого шторма. Он смотрел в упор на принцессу Шуньдэ, восседавшую в кресле в центре подземелья.

– А теперь сможешь заставить тритона говорить? – поинтересовалась принцесса у Цзи Юньхэ.

– Не смогу.

Коротко, ясно и бесповоротно. Принцесса улыбнулась:

– Ладно, тритон не говорит того, что я хочу услышать. Ты тоже. Тогда зачем тебе язык?

Лицо принцессы застыло в суровой гримасе:

– Отсечь язык упрямице.

– Что ты хочешь услышать? – Тритон наконец нарушил молчание…

37 Хвалебная песнь

Голос тритона звучал бесстрастно и тихо, но проникал в уши каждого. Темное подземелье вновь сковала тишина. Принцесса Шуньдэ отвела взгляд от Цзи Юньхэ и уставилась на пленника.

Девушка не обернулась на голос Чан И, а опустила голову, как во время порки. Никогда прежде она не показывала своей слабости, теперь же ее плечи мелко дрожали. Этого никто не увидел, кроме стоявшего рядом Линь Хаоцина, который спустя много лет неожиданно заметил, что тонкая, нежная фигура сестры неотличима от фигуры обычной женщины, а хрупкие плечи напоминают крылья бабочки…

Эта бабочка с гордо поднятой головой всегда говорила ему, что когда‐нибудь упорхнет в безбрежное море. Все вокруг принимали ее за могучую птицу Пэн[24], парящую высоко в небе, позабыв, что на самом деле она слаба, бессильна и загнана в угол.

Ни разу в жизни Цзи Юньхэ не проявляла на публике своих чувств, впервые выдав себя только сейчас – из-за тритона. Неужели причина в одной только жалости к никчемному достоинству демона? Припоминая все, что Цзи Юньхэ сделала для пленника в последнее время, Линь Хаоцин машинально сжал алую плеть и перевел взгляд на Чан И. Цзи Юньхэ и этот тритон…

– Отпусти ее. Я скажу то, что ты хочешь услышать, – вновь прервал молчание Чан И.

– Хм, голос у него приятный. – Принцесса Шуньдэ прищурилась от удовольствия. – Говорят, подводный народ искусен в пении. Спой для меня.

При этих словах стоявшая на коленях Цзи Юньхэ напряглась, сжав пальцы в кулак. Живая игрушка – вот кого видела перед собой принцесса. Чан И – ее игрушка, все прочие – прислуга и рабы. Их можно поколотить, убить, лишить языка или ослепить. Горы и реки на десять тысяч ли вокруг принадлежат принцессе Шуньдэ. Народы, их населяющие, тоже принадлежат ей.

Тишину подземелья нарушила мелодичная песнь, полная упоительного очарования. Услышав первые ноты, Цзи Юньхэ затаила дыхание. Эта песнь уже звучала прежде. Всего лишь однажды. Но разве можно позабыть напев, рожденный в мире бессмертных?

Цзи Юньхэ мысленно перенеслась в недавнее прошлое. Оказавшись внутри сломанной печати Десяти Сторон, Цзи Юньхэ прикинулась Изменчивым Мудрецом, чтобы рассеять морок двойника птицы Луань. Когда чернокрылая птица упорхнула на небеса в грациозном танце, Чан И проводил ее этой песней. Бросившись вместе с тритоном в пруд, Цзи Юньхэ спросила, о чем он пел, и узнала, что в песне Чан И восхвалял свободу. В то время девушка всей душой стремилась к свободе, до которой, казалось, было рукой подать, поэтому отголоски песни звучали в ее сердце легко и беззаботно.

Теперь чудесные переливы вызывали лишь неизъяснимую печаль. И все же, лишившись хвоста и томясь в плену, тритон по-прежнему пел гимн свободе. Принцесса Шуньдэ велела Чан И спеть для нее, но песнь предназначалась Цзи Юньхэ. Закрыв глаза, чтобы не видеть невыносимой картины, девушка отрешилась от уныния и скорби, которые проросли сорной травой в ее сердце, и молча внимала песне.

Когда смолкли последние звуки неземного напева, в подземелье воцарилась тишина. Стихло даже людское дыхание. Темница словно очистилась от скверны убийств, совершенных в ее стенах. Время остановило свой бег, и даже принцесса Шуньдэ не делала попыток нарушить молчание.

Чан И шагнул вперед.

– Отпустите ее, – потребовал он.

Все вокруг разом очнулись и глубоко вздохнули. Принцесса Шуньдэ смотрела на Чан И. В ее глазах, красоту которых подчеркивал яркий макияж, читалась решимость заполучить желаемое.

– Я не приказывала взять ее под стражу.

Принцесса бросила быстрый взгляд в сторону. Евнух Чжан вышел вперед и принял из рук Линь Хаоцина алую плеть.

– Мастера долины успешно выполнили два моих желания. Я довольна.

Высокая гостья поднялась с кресла. Стоило ей пошевелиться, как свита за ее спиной ожила, готовая тронуться в путь.

– Однако я не хочу ждать слишком долго. – Принцесса обернулась к Цзи Юньхэ. – Я даю вам десять дней. Надеюсь, мне не придется приезжать снова, чтобы увидеть покорность в его глазах.

После этих слов принцесса Шуньдэ без промедления направилась к выходу. Прочая публика покинула темницу, следуя гуськом за принцессой. Линь Хаоцин посмотрел на Цзи Юньхэ, на запертого в клетке тритона и ушел, так ничего и не сказав.

Вскоре в подземелье остались только Цзи Юньхэ и Чан И. В стены темницы вернулась былая тишина, но атмосфера и общий настрой переменились совершенно.

Девушка все еще стояла на коленях. Прошло немало времени, прежде чем Чан И решился окликнуть ее:

– Юньхэ.