Сёстры меча и песни

Она вновь взглянула на пса и не заметила в его глазах ничего, кроме нежности. Его морда посерела от старости.

– Ты не понимаешь, – прошептала ему.

Сморенный солнечным теплом, Аркалос лишь моргнул.

Эвадна закончила мыть пол в столовой и двинулась дальше по коридору. Неожиданно она услышала звук стучащих по полу когтей и, обернувшись, с ужасом уставилась на Аркалоса, что следовал за ней по пятам и оставлял на только что вымытом полу следы.

– Нет, остановись, – взмолилась она.

Аркалос остановился, высунул язык и, тяжело дыша, посмотрел на нее.

Ей снова придется вымыть пол, чтобы стереть его лапы. У нее болела спина, а кожа, казалось, могла вот-вот лопнуть или отслоиться. Она едва сдерживала слезы. Эвадна прислонилась к стене. Аркалос подошел к ней и лег рядом, коснувшись своей теплой шерстью ее ног. Ей некуда было идти, – девушка была слишком измучена, чтобы убежать от пса, – потому она осталась там, в тени коридора, и, прижавшись к своему худшему кошмару, тихо заплакала.

Раздался свист.

Аркалос навострил уши, но остался рядом с Эвадной. Она не двигалась, не дышала, молилась, чтобы кто бы там ни был не подошел и не застал ее в подобном состоянии.

– Аркалос? Аркалос, сюда, – позвал Деймон, и пес в мгновение ока повиновался, осторожно поднимаясь на лапы, словно движения давались ему столь же тяжело, как Эвадне.

«Ну конечно, ты собака Деймона», – подумала Эвадна и торопливо упала на колени. Она опустила щетку в ведро и начала стирать отпечатки лап.

– Он мешает тебе, Эвадна?

Во второй раз за день она вздрогнула. Эва не услышала приближения Деймона, но сейчас, зная, что он стоит позади нее, она всем телом ощущала его присутствие.

– Нет, – ответила она, продолжая натирать пол. Она отвернула лицо, стараясь прикрыть волосами слезы.

Еще мгновение он простоял, наблюдая за ней, после чего ушел и забрал с собой старого пса.

Она трудилась до самого захода солнца, пока не пришло время подавать вино. На этот раз, когда Эвадна подносила вино к губам, проверяя, не отравлено ли оно, ее чувства обострились. Она чувствовала себя уязвленной собственным стремлением к жизни. Но ей хотелось вернуться домой с Хальцион. Только думая о том, что она может умереть за такого человека, как Стратон, сердце обливалось кровью. Но вино в тот вечер было столь же чисто, как и все предыдущие ночи.

Эвадна подошла к Стратону, изо всех сил стараясь сокрыть хромоту, которая усилилась из-за того, что она провела весь день, ползая на коленях и постоянно приседая.

Она практически наполнила его чашу, когда он обратил на нее свое внимание.

– Что случилось с твоими руками, Эвадна?

Она замерла, чувствуя, как Козима, Лира и Деймон смотрят на ее ободранные пальцы.

– Это от щелока, которым я сегодня мыла пол, господин, – ответила она, направляясь к чаше госпожи.

– Тогда тебе следовало надеть перчатки. Тула должна была предоставить тебе пару, – сообщил командор, и Эвадна кивнула в ответ, зная, что у нее не хватит смелости спросить об этом Тулу.

Она подошла к Деймону, но он вновь накрыл свою чашу рукой. Эвадна не знала, делал ли он это из-за нежелания пить вино или потому, что не доверял девушке. Но какое ей дело? Это лишь облегчало работу.

Когда Эвадна той ночью вернулась в свою комнату, она застала Амару за складыванием туник: ей приходилось делать это одной рукой, поскольку раненая рука была надежно перевязана.

– Тула оставила это для тебя, – сообщила Амара, указав на небольшую баночку на полке Эвадны.

Эвадна открыла крышку и обнаружила внутри ароматную целебную мазь. Девушка растерялась, гадая, кто же приготовил ее для нее.

– А вот это надевай на руки, – сказала Амара, бросив на кровать Эвадны кожаные перчатки. – Когда я начинала здесь работать, мне тоже приходилось мыть полы. Потом тебе будут давать другие задачи.

Эва села на край матраса и обмакнула пальцы в мазь. Сначала она обожгла, а затем кожа похолодела и онемела, и размазав лекарство по рукам, девушка облегченно вздохнула. Некоторое время пронаблюдав, как Амара хлопочет в отблесках масляной лампы, она набралась смелости спросить:

– Как давно ты здесь?

– С тех пор как мне исполнилось восемь. Моя мать привела меня в лазарет целительницы, к леди Козиме, и умоляла ее взять меня одной из служанок.

Амара продолжила складывать туники слуг, ее голос звучал совершенно безэмоционально: