Сёстры меча и песни

Работа на каменоломне начиналась на рассвете. Хальцион оказалась единственной женщиной среди осужденных, большая часть из которых были охотниками за реликвиями, но все они – убийцами. Ее первый день прошел не менее ужасно, чем ее встреча с магом. Камера была маленькой, и как только на рассвете железную дверь отперли, внутрь зашли трое заключенных. Их бороды были длинными и узловатыми, глаза – голодными, а ухмылки источали намеки, от которых у Хальцион похолодело на сердце.

– Добро пожаловать в каменоломню, – промурлыкал самый крупный из них. У него не хватало переднего зуба, а лицо обветрилось от долгих дней, проведенных на солнце. – Хотя мне трудно представить, чтобы ты отняла у кого-то жизнь. Кого ты убила, милая?

Хальцион медленно поднялась со своей койки. Ее спина по-прежнему отзывалась болью. Она, бросив на мужчину оценивающий взгляд, поняла, что он силен. Как и большинство мужчин, работавших на каменоломне. Грубая сила не пугала ее: в прошлом она не единожды одерживала победу над мужчинами его роста. Но никогда прежде не чувствовала ноющей боли в своем теле, когда всякое движение давалось с трудом. Даже столь простая вещь, как встать на ноги.

Кроме того, мужчины подходили к ней с подобными намерениями впервые. В лагере гоплитов Стратон на корню искоренял настолько отвратительное поведение. Изнасилования и сексуальные домогательства были редкостью, потому что командор считал их недопустимыми. Его наказания за такие преступления были суровыми. Хальцион всегда чувствовала себя в безопасности в лагере, среди своих собратьев-воинов.

– Значит, они отрезали тебе язык? – продолжал мужчина с отсутствующим зубом, шагнув внутрь камеры.

Пальцы Хальцион сжались. Ее кулаки были наготове, а дыхание участилось. Она уже собиралась вырвать ему второй передний зуб, как вдруг раздался стук дубинки.

– На выход, – приказал стражник. – В столовую.

Продолжая пожирать Хальцион глазами, трое осужденных удалились. Она хотела дождаться, пока они не скроются из виду, но стражник нетерпеливым жестом велел ей покинуть камеру.

– Двигайся быстрее, – рявкнул он, подталкивая ее в спину своей дубинкой.

Она поморщилась и двинулась по петлистому коридору. Камеры, высеченные из камня, находились под землей. В них было холодно и тускло. Тюрьма, казалось, извивалась подобно змее. Но столовая была наверху, среди яркого света, и, войдя в широкое помещение, уставленное длинными столами и скамьями, Хальцион почувствовала ароматы каши и свежего воздуха. Она нерешительно направилась к очереди за едой. Все взгляды были прикованы к ней; она ощущала себя раздавленной под их тяжестью.

Она оглянулась, и ее надежда воссоединиться с дядей Озиасом испарилась. Никого из них она не узнала. Хотя, возможно, у нее все еще остался небольшой шанс встретиться с ним. Здесь, должно быть, содержались сотни мужчин. Она позволила надежде, что помогала ей стоять, двигаться и дышать, расцвести.

«Первые три недели, – сказала себе Хальцион. – Первые три недели будут самыми тяжелыми».

И снова ей было двенадцать, она стояла в лагере в Абакусе плечом к плечу с другими первогодками. Командор расхаживал перед их идеально ровным строем и рассказывал, что первые двадцать один день будут самыми сложными. Они будут тосковать по дому, будут истощены, будут питаться одной только кашей, овощами и водой. Их будет рвать после тренировки, мышцы постоянно будут болеть, и они захотят все бросить. Будут чувствовать себя одинокими и покинутыми, будут ненавидеть его, потом будут уважать его. Будут задаваться вопросом, почему вообще согласились прийти сюда. В любое время они будут готовы сдаться и уйти.

Но если они продержатся до двадцать второго дня, говорил он, тогда останутся в Бронзовом Легионе.

«Двадцать второй день, двадцать второй день», – мысленно повторяла она, двигаясь вдоль очереди.

Стражник раздавал кашу из большого железного котла. Когда настала очередь Хальцион, глаза мужчины скользнули по ее телу, и он, очевидно, специально дал ей куда меньшую порцию.

Она приняла кашу, но в сердце ее расцвела жажда убийства. Эта мысль гремела в голове. Пятеро мужчин. Она жаждала смерти пятерым людям, а ведь прошло всего несколько часов с тех пор, как она сюда приехала.

– Позволь мне помочь тебе с этим, – сказал еще один мужчина, надвигаясь на нее и выхватывая из рук миску с кашей.

Значит, уже шесть человек. Хальцион уставилась на него, а он только улыбнулся в ответ и рассмеялся в лицо.

– Это принадлежит мне, – спокойно сообщила она. – Верни.

– О, вы слышали это, друзья мои? – выкрикнул он, поворачиваясь, чтобы оглядеть комнату. – Госпожа Безволосая уже отдает приказы, хотя и дня не пробыла на каменоломне.

Он усмехнулся, приблизившись к ней. Под слоем грязи, пыли и растительностью на лице он был ненамного старше. Но в нем искрилось пламя ненависти, и у нее перехватило дыхание, когда она увидела, как много злобы во взгляде незнакомца.