– Как насчет обмена? – прошипел он. – Я возвращаю тебе еду, а ты дашь мне что-нибудь взамен.
– Верни еду, Кассиан, – прервал его хриплый, глубокий голос. – Сейчас же.
Кассиан выпрямился. Он сунул в руки Хальцион кашу, но перед этим плюнул в нее. А затем направился к столу, где собрались другие мужчины, наблюдающие за Хальцион со злобным интересом.
На мгновение Хальцион так и застыла, уставившись на плевок Кассиана. Она предположила, что вступившийся за нее мужчина был одним из стражников, но, подняв взгляд, с удивлением обнаружила, что он – такой же заключенный. И хотя был высоким, ему явно не доставало мощи или силы. Он был худым, на его лбу пролегли морщины, а в черных, заплетенных в косу волосах пробивалась седина. Он смотрел на девушку не с похотью, как другие узники, а с грустью, которая пробудила в ней тоску по дому.
Мужчина повернулся и направился к своему столу, где сел на скамейку и принялся доедать свою кашу. Хальцион не
Она последовала за ним и встала рядом.
– Можно сесть здесь?
– Садись, где хочешь.
Хальцион опустилась на скамью рядом с ним и попыталась убрать из каши слюну Кассиана. Поднесла миску к губам и начала жадно глотать кашу.
– Спасибо, – сказала она после нескольких глотков.
– Не нужно меня благодарить, – отозвался мужчина. – Я сделал только то, что сделал бы каждый.
Хальцион молча изучала его краем глаза. Было в его облике что-то отличное от других, но она не могла понять что именно. Он явно не являлся охотником за реликвиями. Мужчина излучал иную ауру, не оскверненную жадностью и безжалостными амбициями. И эта аура, должно быть, вручала ему власть, потому что, несмотря на весьма не угрожающий вид, остальные заключенные уважали его.
– Хальцион из Изауры, – прошептала она.
Мужчина, казалось, удивился тому, что она представилась. Он чуть не выронил свою миску и, встретившись с ней взглядом, изучал ее с оттенком недоверия в глазах.
– Фелис из Зении.
– Похоже, здесь тебе не место, Фелис из Зении.
Фелис фыркнул.
– Не место, как и тебе, Хальцион из Изауры. Тебе следует держаться поближе ко мне. Первые дни здесь могут быть опасными.
Он встал, – его движения были полны грациозности, – и отнес пустую миску к мойке.
Хальцион направилась за ним. Ей показалось, что он принадлежал к высшему классу. Вот почему он чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Кем он был в прошлой жизни? Политиком? Художником? Ученым?
Выстроилась новая очередь, теперь уже на выход на улицу. Хальцион стояла в тени Фелиса, ждала и наблюдала, как осужденные впереди них отмечаются за столом. Стражники записывали номера заключенных и выдавали необходимые инструменты: железные молотки, кирки, зубила, пилы, деревянные клинья, а также кувшины с водой.
– Как они могут доверять убийцам такие инструменты? – спросила Хальцион.
– Удивительно, не так ли? – Фелис и сам казался пораженным. – У тебя здесь больше шансов упасть и разбиться насмерть, чем быть убитой киркой. Хотя здесь случались убийства, совершенные с помощью молотков. Но наказание для тех, кто решится на подобное, слишком сурово.
Какое-то время Хальцион раздумывала над его словами.
– Какое наказание? – поинтересовалась она после непродолжительного молчания.
– Отсечение части тела. Глаза, а иногда языка. Но, что самое главное, тот, кто убивает другого заключенного, остается здесь навсегда. У большинства из нас срок на каменоломне составляет от нескольких лет до десятилетия, а затем наступает время отбывать следующую часть наказания. И после нескольких лун здесь… ты будешь более чем готова променять это место на любое другое.
Она молчала, обдумывая свой следующий приговор: заключение в Митре. Хальцион боялась этого больше каменоломни. Здесь она, по крайней мере, видела солнечный свет, дышала свежим воздухом и могла двигаться. В тюрьме она окажется прикованной цепью к стене в непроглядной темноте.
Девушка подумала об Эвадне, храброй и прекрасной Эвадне, отбывающей за нее пять лет наказания. Глаза горели; она изо всех сил старалась подавить эмоции, что оставляли на ее душе ожоги.
– Каждое утро, – прервал Фелис ее размышления, – на рассвете камера будет открываться, и ты будешь приходить в столовую, чтобы поесть. Затем направишься к капитану, к этому самому столу, и будешь называть ему свой номер. Он выдает нам инструменты и безукоризненно ведет их учет. Бесполезно пытаться пронести хоть какой-то из них обратно в столовую или к себе в камеру.
– Я и не думала об этом, – сказала Хальцион, чувствуя, как вспыхивают ее щеки от мысли, что всего несколько минут назад она хотела убить шестерых человек.
– Очень хорошо. Сейчас я работаю на двадцать седьмой тропе. Мне бы не помешала твоя помощь. Я узнаю у капитана, можем ли мы поработать сегодня вместе.