Они выехали из деревни на запряженной ослом повозке. Затем пересели в военный автобус, объезжавший весь остров по побережью. Когда машина с грохотом проносилась мимо деревень, до которых пешком нужно было добираться целый день, бабушка ошеломленно хватала Чунчжу за руку. Мало-помалу, привыкнув к тряске, она успокоилась. Чунчжа смотрела в окно, поражаясь тому, как быстро проносился мимо пейзаж, а старуха дремала у нее на плече.
До ворот Чеджу они добрались к середине дня, и у них осталась уйма времени на рынок. Констебль Ли распрощался, договорившись встретиться с ними на том же самом месте завтра на рассвете. Он извинился, сказав, что служебные дела мешают ему проводить их до самого рынка.
Бабушка равнодушно отмахнулась от него:
– Сами доберемся, надо только идти в ту сторону, откуда воняет.
Улицы Чеджу были забиты людьми, а гавань – судами. Далеко в море на якоре стояли огромные серые корабли с иностранными буквами на бортах. В порту покачивались их бортовые катера, возвышаясь над деревянными яликами, которые протискивались между ними, чтобы выгрузить утренний улов. Трапы этих катеров охраняли высокие автоматчики с крючковатыми носами и непроницаемыми лицами.
Один из этих автоматчиков был чёрен, как прибрежные скалы. Почувствовав на себе пристальный взгляд Чунчжи, он подмигнул ей. Девушка ахнула и поспешила прочь. Когда она оглянулась на него через плечо, он ухмылялся.
–
Старуха погрозила внучке пальцем:
– Разве я не велела тебе перестать пялиться на них?
Чунчжа ойкнула, потому что бабушка ущипнула ее.
– Но я просто смотрю,
– Мужчины воспринимают любой признак интереса как поощрение. Не отрывай взгляда от земли!
Когда они проходили мимо лотка с фотографиями почти обнаженных иностранных женщин, Чунчжа только рот разинула. Бабушка утащила ее в ряд, где взору представали более привычные зрелища: мерцающие горки сушеных анчоусов, полосатые желтые кабачки, огненно-рыжие холмики молотого острого перца, зеленовато-белые кочны капусты. С навеса над внушительным деревянным прилавком, где на глыбах льда поблескивали рыбины, свисали черные ленты сушеных водорослей.
Торговка рыбой стала нахваливать товар, и ее крик перекрыл остальной рыночный шум:
– Свежая рыба! Свежая рыба! Утренний улов!
Заинтригованная бабушка остановилась.
– Откуда у вас столько льда? Он ведь дороже рыбы!
Торговка рыбой была явно довольна собой.
– Я получила его у своего американского жениха.
– Вы выходите замуж за иностранца?
– Да, тетушка. И собираюсь уехать далеко-далеко, в Америку.
– Да что вы говорите? – Бабушка подтолкнула Чунчжу локтем. – Храбрая женщина, а? Стать женой чужеземца!
Торговка рыбой посмотрела на Чунчжу.
– Если ты шустрая, тоже найдешь себе мужа военного, – подмигнула она девушке. – Ты молодая, смазливая. Сваливай отсюда, пока можешь.
Бабушка нахмурилась и двинулась дальше, потянув за собой Чунчжу.
– Никогда не забывай, что ты
Протащив Чунчжу по нескольким боковым рядам, старуха наконец отыскала место, которое ее удовлетворило. Она втиснулась между молчаливой корзинщицей и тощей особой с озабоченным лицом, торговавшей сушеными подсолнухами, горшочками с маслом и семечками. Бабушка вступила в разговор с продавщицей подсолнухов, предоставив распоряжаться товаром Чунчже.
Девушка начала было кричать: «Свежий
– Бабушка, я думаю, что продала бы больше
Старуху, казалось, отсутствие покупателей совсем не волновало.
– Отличная мысль, – кивнула она. – Иди осмотри достопримечательности. Заодно немного разомнешься.
Бабушка наблюдала за Чунчжой, смело двинувшейся вперед. Внучка была слишком взбудоражена, чтобы замечать вокруг себя оценивающие взгляды мужчин. Старуха подавила вздох. Она хорошо помнила, сколько нового и увлекательного таит в себе рынок. Тогда, в юности, у нее имелись свои секреты. Но она была молода и полна надежд. Бабушка стиснула зубы. Чтобы справиться с жалостью к себе, она начала пересчитывать своих покойников. Дочь. Двое сыновей. Муж. Друзья: Чонхва, Окрён, Токрян, Чадон, Кесок. Мать. Отец. Три старших брата. Каждая потеря отдавалась знакомой тупой болью – единственной постоянной величиной в ее жизни.