Сирена морских глубин

– После службы вы должны будете произнести речь. Надгробное слово. Если вы набожные христианки, как ваша мама, можете рассказать какую-нибудь библейскую историю или стих. Или поведать о том, как она пожертвовала собой ради вас, переехав в Америку. Что-нибудь в этом роде.

Доктор Мун вздохнул. Их дочери-американки ничего не смыслят в самопожертвовании.

Пока гроб опускали в прямоугольную могилу, скорбящие исполняли энергичный гимн, призванный ободрять людей. Доктор Мун, у которого не было музыкального слуха, произносил положенные «аллилуйя» одними губами, как давным-давно велела ему жена. Чунчжа строго смотрела на него с портрета, напоминая о необходимости хранить молчание. Он кашлянул, чтобы отвести взгляд, и посмотрел вниз, на гроб. Его глаза изучили темные кольца на глянцевой деревянной поверхности и задержались на полированной латунной отделке. Блеск гроба раздражал его, хотя он не мог объяснить почему. Правильно ли это – зарывать в землю совсем новую вещь?

После того как была произнесена молитва и в могилу брошены розы, доктор Мун застыл на месте, отвечая на поклоны друзей и знакомых. По бокам, неловко прильнув к нему, стояли дочери. Ему это кажется? Или он действительно слышит громкие, жалостливые мысли своих собратьев‑прихожан:

«Они даже не умеют правильно кланяться!»

«Бедная женщина – умерла раньше, чем ее дочери вышли замуж».

«Что он будет делать с этими двумя старыми девами? Айгу!»

Как того требовал обычай, доктор Мун устроил для явившихся на похороны поминки. Они, в свою очередь, незаметно вручали ему конверты, чтобы помочь с расходами на погребение и отпевание. Именно так община связывала своих членов друг с другом даже после смерти. Чунчжа всегда шутила, что те, кто умерли первыми, сэкономили на похоронных подношениях целое состояние, те же, кто проживет долго, разорятся и никто не придет их оплакать.

Доктор Мун оглядел ресторан, гадая, многие ли из этих людей будут присутствовать на его собственных похоронах. Он подскочил от неожиданности, когда эхо давно молчавшего голоса его бабушки ответило на этот вопрос: «Ты проживешь долго-долго, ибо охраняющие тебя духи очень великодушны! Скоро ты найдешь другую жену, которая будет тебе готовить!» Он слышал ее надтреснутый голос так отчетливо, точно она нашептывала ему на ухо.

Все хвалили вкусное угощение, но доктор Мун беспокоился, одобрила бы Чунчжа выбранный им корейский ресторан формата «ешь сколько влезет». Церковные дамы приносили ему полные тарелки, уговаривая его есть побольше ради своего здоровья, и мужчина усердно жевал и глотал. У него начала болеть челюсть, и каждый глоток застревал в горле. Наконец он отложил палочки.

«Ешь как следует! Этого мало!» – снова подала голос бабушка. Доктор Мун нахмурился. Почему она пришла ему на ум столько лет спустя? Он повернулся к своему соседу по столу и завел с ним разговор.

Поблагодарив последнего уходящего гостя, доктор Мун вместе с дочерьми уехал домой. Он поинтересовался их мнением о похоронах и поминках. Сообщил, что беспокоится насчет гроба, и выразил надежду, что их мать не сочла бы его слишком вычурным. Поскольку Чунчжа непременно подстрекнула бы его к этому, заговорил о присутствовавших на поминках перспективных женихах – враче и овдовевшем адвокате; оба они подходящего возраста и готовы рассмотреть возможность брака с любой из них.

«Папа в шоке, – думали обе дочери, слушая болтовню отца. – Скоро он, безусловно, вернется к своему обычному молчанию».

На следующий день, когда сестры разбирали одежду покойной матери, чтобы пожертвовать ее церкви, доктор Мун ходил по пятам за дочерьми и болтал без умолку. Когда Хана вынула из полиэтиленового чехла лавандовый костюм из шерстяного крепа, он бросился к ней, чтобы нежно прикоснуться к ткани.

– Ваша мама сама его сшила. Скопировала с фото Элизабет Тейлор, когда я учился на медицинском. Одна из вас должна взять его себе.

Хана отложила костюм в сторону и сняла крышку с какой-то коробки. Внутри лежала блестящая зеленая сумочка из кожи ящерицы, завернутая в папиросную бумагу.

– Она из настоящей крокодиловой кожи, – заявил доктор. – Из Флориды. Очень дорогая, потому что сейчас запрещено убивать крокодилов.

Окчжа взяла отца за руку.

– Папа, мне нужна твоя помощь в маминой комнате для шитья, – сказала она.

Как только отец ушел, Хана спрятала костюм и сумочку под кучу вещей, предназначенных для пожертвования.

В рабочей комнате Чунчжи у стены были сложены пластиковые контейнеры, наполненные яркими рулонами материи и разноцветными катушками. Швейной машинки уже не было. Доктор Мун был шокирован тем, как быстро церковные дамы прибрали к рукам то, что принадлежало Чунчже. А вот туристические буклеты, которые они вдвоем собирали к его выходу на пенсию, до сих пор лежали на пристенном столике, рассортированные Чунчжой по направлениям: Гавайи, Австралия, Китай, Индия, Греция…

– Можно их выбросить, да? – Не дожидаясь ответа отца, Окчжа сложила буклеты в мусорный мешок.

Доктор Мун снова вытащил их оттуда и стал с грустным видом рассматривать.