Сирена морских глубин

Забытое воспоминание снова потянуло ее за собой, настаивая на внимании. Чунчжа уступила этому зову, гадая, куда он приведет. Она заскользила взглядом по десятилетиям, которые проносились мимо радужными стайками. И выбрала год, казавшийся ярче остальных. Они с доктором Муном были тогда молодоженами, недавно приехавшими в Соединенные Штаты. Супруги жили в Бронксе, в краснокирпичном доме, и разъезжали на метро по всему Нью-Йорку. Лизали рожки с шоколадным мороженым на крыше Эмпайр-стейт-билдинг, ели хот-доги с горчицей в Центральном парке и пили шипучую колу на пароме на остров Эллис.

Один из дней особенно выделялся своими страданиями и радостью. Чунчжа только что узнала, что беременна Ханой, но из больницы снова позвонили. Она поехала на такси в отделение неотложной помощи, где нашла мужа, ожидавшего ее в кресле. Его бледность поразила молодую женщину, но он настаивал, что прекрасно себя чувствует. Ему просто нужно выспаться. Истощение, подтвердили его коллеги-ординаторы, когда Чунчжа подмахивала документы о выписке. Она целый месяц не говорила мужу о ребенке, которого носила, пока он не оправился настолько, что мог воспринять эту новость.

Благодаря расширенному осознанию теперь Чунчжа смогла увидеть, что произошло на самом деле. Она парила над больницей, где работал доктор Мун, наблюдая, как он проводит свой день. И чувствовала, как с каждым его шагом напряжение момента становится все сильнее. Ее муж (еще такой молодой!), облаченный в медицинский халат, шел по больничному кафетерию. Он поднес ко рту стакан воды, но рука его вдруг замерла на полпути. Стакан задрожал так сильно, что стал стучать о зубы. Вода выплеснулась, точно какие-то бесноватые существа бросились врассыпную. Вокруг молодого доктора разлетелись осколки, а сам он очутился на полу.

Это восстали тени из прошлого, словно якорь, увлекая его вниз. Чунчжа, разделившая с ним это бремя, уже согнулась под его тяжестью. Она до сих пор слышала ропот тех душ, умоляющих, чтобы их заметили. И должна была облегчить груз, который он нес теперь в одиночку, но не могла сделать этого без его помощи.

Зачем бояться того, что уже пережито, успокаивала себя Чунчжа, собираясь с духом. Она погружалась все ниже, в самые глубины своего сознания. Приливная волна воспоминаний подхватила ее и понесла обратно к побережью, с которого они сбежали много лет назад. Ныне надо было воскресить те воспоминания о Халласане, которые некогда были забыты, и вернуть морю то, что некогда было взято у него.

23

Через два дня после похорон жены доктор Мун позвонил старшей дочери Хане, которая вернулась домой в Бруклин. Она не ответила, и тогда он позвонил ее младшей сестре в Чикаго. Окчжа сняла трубку после второго гудка.

– Привет, Окчжа, послезавтра я еду в Корею. Не волнуйся. Порядок.

– Э‑э, пап, ты только что сказал, что уезжаешь в Корею?

– Да, сегодня купил билет.

– Все хорошо, папа? Это как-то неожиданно.

– Все отлично. Так принято у корейцев, когда кто-то умирает. – Доктор Мун покивал в телефонную трубку, довольный тем, что выполнил долг перед дочерьми.

Нет смысла рассказывать им о призраках, это его личное дело. Он уже собирался отключиться, но тут из трубки донесся голос Окчжи:

– Папа! Папа! Ты слушаешь?

Доктор Мун снова поднес трубку к уху:

– Сообщишь Хане, ладно? Я скоро вернусь. Через две недели.

И дал отбой.

Доктор Мун наполнил чайник водой и поставил его на плиту кипятиться. Для успокоения нервов ему нужно хорошенько подзаправиться. Обе дочери перезвонили уже несколько раз, ничуть не считаясь с расходами. Их гнусавые голоса резали ему слух: «С чего это ты вдруг рванул в Корею? Вы с мамой говорили нам, что никогда не хотели туда возвращаться!» Этот допрос вымотал доктора, потому что ему пришлось объясняться, обходя молчанием проблему призраков, о которой он не мог убедительно поведать по-английски.

Мужчина, прищурившись, прочел инструкцию, дрожащими пальцами вскрыл упаковку рамёна быстрого приготовления. Чунчжа знала бы, что им сказать. В течение пяти лет она изучала английский как второй язык в муниципальном колледже и получала только отличные оценки.

Доктор вспомнил: когда Окчже было пятнадцать лет, она рыдала, что он ее совсем не понимает. Он был поражен грубостью дочери, но Чунчжа попыталась объяснить. Виновата не Окчжа, а язык, на котором она говорит: ему недостает скромности и учтивости. В английском нет средств, позволяющих девочке продемонстрировать, что она принадлежит к женскому полу и младшему поколению, поэтому и кажется, что она обращается к отцу как к равному. Доктор Мун фыркнул. Чунчжа полагала, что дочери стали бы более любезными и благовоспитанными, если бы в детстве говорили по-корейски. Возможно, они были бы уже замужем.

Мужчина залил рамён кипятком. После похорон руки у него стали дрожать еще заметнее. Чунчжа была такая крепкая и здоровая, он всегда считал, что умрет первым.

«Глупец! Разве ты не помнишь, что говорили тебе предсказатели? Ты проживешь так долго, что у тебя будут две жены!»

Это голос Чунчжи? Или его бабушки? Он помахал рукой, показывая, что получил сообщение.