Сирена морских глубин

Сознание Чунчжи вырвалось наружу, испытывая эйфорию оттого, что покинуло тело. Она парила в вышине над больничной палатой, глядя на окружавшие ее кровать аппараты, похожие на миниатюрную игрушечную обстановку кукольной больницы. Теперь физическое пространство казалось ее изменившемуся восприятию ограниченным и плоским, как картинка на телеэкране.

Резкое жужжание вернуло внимание Чунчжи к собственному телу, которое выгнулось дугой и снова опустилось. Электрические разряды сотрясали ее сердце, в котором вспыхнуло, а потом снова угасло красное свечение. Ее пытались завести, точно заглохшую машину. Лекарство проникло в ее кровеносные сосуды, кислород из аппарата накачал ее легкие. Каждый вдох обжигал, раскаляя легкие добела, но искра не появлялась. Аппараты тщетно выдавали предупреждения, вокруг кровати толпились врачи и сестры в масках, стараясь реанимировать труп.

Чунчжа с отвращением отшатнулась от этой сцены. Она расширила сознание, и перед ней возникла комната ожидания, где сидели ее муж и дочери, застыв в тревожных позах. Окчжа молилась, хотя никогда не ходила в церковь. Хана прижимала к покрасневшему носу обрывок бумажного платочка. Муж закрыл лицо руками. Он плакал? Чунчжа попробовала приподнять его подбородок, чтобы взглянуть, но ее руки прошли сквозь его лицо.

В приемную вошел врач. Сестры и доктор Мун подняли головы. Чунчжа с любопытством подплыла поближе. Когда мужчина снял маску, Чунчжа узнала доктора, который недавно начал петь в ее церковном хоре в басах. Он только что развелся, детей у него не было – весьма завидный жених. Окчжа встала, чтобы поздороваться с ним, а Хана засунула платочек в карман джинсов.

Врач поклонился, муж Чунчжи вскочил, с надеждой глядя на него. Врач опустил глаза, словно стыдясь чего-то, и заговорил. Лицо доктора Муна помрачнело. Чунчжа находилась так близко, что видела, как ссутулились у него плечи, как встретило страшный удар его тело. Он задрожал, поник и начал раскачиваться. Чунчжа попыталась поддержать его, когда он упал, но тело мужа оказалось невещественным, точно воздух.

Доктор Мун с закрытыми глазами лежал на полу. Чунчжа попробовала погладить его по щеке, но ее руки опять прошли сквозь лицо. Она наклонилась, чтобы послушать его сердце, которое билось неровно и медленно. Так много горя было у них в прошлом – сколько еще сможет выдержать бедное сердце? Чунчжа окутала его своим сознанием, желая ему своей силы. Она подвела своих будущих внуков, умерев слишком рано; нельзя лишить их еще и деда. Когда ее слезы упали ему на лицо, доктор Мун открыл глаза и заморгал.

Чунчжа почувствовала, что воспоминание тащит ее за собой, как леска рыбу. Когда-то давно был один похожий момент, столь же тяжелый и потому выброшенный из памяти.

Чунчжа улетала из больницы. Тонкие нити, привязывавшие ее к физическому пространству, тянулись за ней, точно сверкающие усики. Она проплывала мимо высоких шпилей Филадельфии, видя, как дни ее жизни клубятся вокруг нее, сплетаясь в узоры, которых она никогда прежде не замечала. Все, что когда-либо происходило, принадлежало огромному океану времени, простирающемуся в вечность. Каждое мгновение было волной, связанной со всеми остальными волнами. Чунчжа чувствовала, как настоящее переходит в прошлое, будто мелководье, переходящее в глубину.

Сознание Чунчжи расширилось, и она смогла увидеть, как ее муж и дочери обсуждают в кабинете священника заупокойную службу. Она устремилась вперед, навстречу своим похоронам, привлеченная пением. Радостный гимн, исполняемый у разверстой могилы, больше походил на погребальную песнь. В прямоугольной яме сверкал ее гроб. Если червям все равно, то и ей тоже. Когда присутствующие выстроились в очередь, чтобы выразить соболезнования родным, Чунчжа узнала врача из реанимации. Обе ее дочери его не заметили, скованно кланяясь и шмыгая носами, некрасивые в своем горе. Чунчжа была больше не в силах на них смотреть.

Исследуя это «нигде и повсюду», Чунчжа обнаружила наличие правил и ограничений. Попробовав заглянуть вперед, чтобы хоть мельком увидеть своих внуков, она смогла продвинуться не более чем на сорок девять дней после собственной смерти. Ее попытки связаться с живыми искажались, напоминая радиосигналы, прерываемые помехами. Иногда муж слышал ее совершенно отчетливо, в другое время казался глухим. Эта картина была знакома ей еще при жизни, но точно так же бесила и после смерти. Чунчжа не раз старалась привлечь его внимание, но доктор Мун не замечал ее или принимал за что-то другое. Когда ей это наконец удалось, он ее совсем не узнал.

Какой смысл быть – или не быть – такой, как теперь, без тела, но не без сознания? Что она должна делать? В поисках возможного ответа Чунчжа снова мысленно обратилась к своим предсмертным мукам. Но ощущение умирания было слишком неприятным, чтобы к нему возвращаться, и она постаралась отстраниться от своего тела.