Сирена морских глубин

Весной Чунчжа сажала провезенные контрабандой семена зеленого лука, бобов мунг, перца чили, ккеннипа, огурцов, которыми летом кормила свою семью. Она постепенно приучилась каждую неделю есть мясо, но ее рот всегда тосковал по морю, мечтая о скользких водорослях, шершавых анчоусах, плотных кальмарах.

Работа по выживанию в настоящем не оставляла времени на оплакивание прошлого. Но грохот войны постепенно отдалялся, и Чунчжа начала вспоминать то, что, как ей казалось, давно забыто. Иногда в сухом шорохе опавших листьев ей слышались голоса. Промелькнувший черный дрозд заставлял ее дважды оглядываться. Всякий раз, когда с неба падала первая снежинка, сердце женщины будто распахивалось настежь.

Боги матери и бабушки подвели ее, но она все равно упорно стояла на своем. Чунчжа привезла с собой в новый мир унаследованные ею убеждения, корейское стремление верить. Ее вера являлась отнюдь не только культурным обычаем, но и практичной привычкой. Зачем делать все ставки на бренный мир, когда защиту может предложить и божество? Перед лицом слишком короткой жизни и бесконечной смерти стоит, пожалуй, попытаться повысить свои шансы.

Со своего наблюдательного пункта за пределами мира Чунчжа следила за прекрасной шаманкой, кружившейся с приветственно раскинутыми руками. Это обещание земных объятий, подтверждение того, что ее жизнь имела значение, волновало ее. Эта двойная спираль – она и шаманка – образовала мост между небом и землей. Вращаясь в вихре, Чунчжа ощутила головокружение, вспомнив, что, сколько бы раз жизнь ни закончилась, она будет начинаться вновь и вновь.

Чунчжа, Гончжу и Донмин добрались до мускатникового леса в опасную вечернюю пору, когда охранявшие деревья ядовитые змеи проснулись и выползли на охоту. Чунчжа вознесла мольбу змеиному богу, чтобы тот проложил для них безопасный путь. Троица на цыпочках прокралась мимо предупреждающих знаков в чащу из гигантских стволов.

В кольце стройных молодых деревьев, где не было сонных змей, они нашли клочок сухой земли. Все трое были так голодны, что набросились на орехи, выковырянные из-под снега. Странный лекарственный привкус вызывал головокружение, отвлекая от боли в животе.

Девушка прислушивалась к шелесту ветвей на ветру. Гончжу и Донмин, хихикая, отплясывали дурацкий танец, пока не рухнули без сил. Когда лес затянул свою причудливую колыбельную, все трое привалились к стволам и закрыли глаза.

Проснувшись, Чунчжа обнаружила, что рядом с ней спит Гончжу. Над головой у нее тихо шептались деревья. Она прикоснулась к щеке юноши, чтобы убедиться, что это не сон. Он что-то пробормотал, и по его щеке скатилась слеза. Девушка поймала блестящую теплую каплю кончиком пальца и слизнула ее языком.

У любви, вспомнилось ей, вкус чего-то необходимого, как у соли.

Пока трое молодых людей спали в лесу, лунный свет пробирался по горным расселинам, будя змей в норах. Эти твари скользили вокруг спящих тел, сверкая раздвоенными языками. В морозном воздухе змеи не учуяли запаха добычи и уползли обратно в норы, где, свернувшись клубками, снова погрузились в сон.

Барабанный бой смолк. Плясунья перестала танцевать. Кут начался и закончился, двери во все миры захлопнулись. Благовония, свечи и сигареты превратились в пепел, дым выплыл из комнаты. Пищу с алтаря разделили между собой живые, поминая мертвых.

Со своего воздушного поста за пределами мира Чунчжа наблюдала за людьми внизу. Глаза ее мужа были красны от слез, но лицо его излучало спокойствие. Шаманки и монах на прощание поклонились двоим друзьям, и те уехали.

Их маленькая серая машина, похожая на жука, поползла к серебристому морю. Там, у кромки воды, она остановилась, и двое мужчин вышли. Их фигуры находились так далеко, что Чунчжа не могла разглядеть, как они, закатав штанины, ступают босыми ногами по песку. Она не видела, как ветер отбросил волосы с лица ее мужа, когда тот протянул руки к морю, ожидая прикосновения волны.

Чунчжа перенесла внимание на шаманок, у которых оставалось еще много работы. Пока монах собирал инструменты, они разложили еду с алтаря по пластиковым контейнерам. Затем вчетвером погрузили всё в белый минивэн, сели сами и пристегнули ремни.

Минивэн подъехал к горному перевалу по дороге, которая некогда, до того, как ее заасфальтировали японцы, была старинной тропой. Хотя дорога с годами изменилась, окружающий лес, раскинувший ветви, точно руки, показался Чунчже таким же, как прежде. Минивэн свернул на гравийную дорогу, которая сменилась разъезженным проселком. Машина ехала вперед, подпрыгивая на ухабах, пока путь ей не преградил валун.

Шаманка-барабанщица заглушила двигатель и посмотрела на шаманку-певицу. Та кивнула. Прекрасная шаманка и монах устремили взгляды вверх, на небо над деревьями.