— Ты знаешь, зачем меня сегодня вызывал Дамблдор? — Люпин вздохнул. — Кто-то покалечил девушку в Хогсмите. Скорее всего, оборотень. Видишь, как нас много развелось? — Он сверкнул глазами, сквозь бледную лазурь проступили огненные блики, и цвет его радужки приобрёл зеленоватый оттенок. — «Это было бы очень красиво… при других обстоятельствах», — отвлёкся Сириус. — В окрестностях школы работают мракоборцы. Наш директор решил уточнить, не я ли позабавился с несчастной. С чего бы это ему так думать? Он ведь всегда доверял мне. Сам уговорил родителей и притащил меня в школу. Помогал сколько раз. А тут вдруг заинтересовался моим алиби! Но я на него не обижаюсь, нет. Потому, что… оборотень — есть оборотень! И мне это известно лучше других. Хищный зверь! Чудовище! Но самое страшное, Блэк, что я не мог оправдаться! И не потому, что потерял от возмущения дар речи. А потому, что не мог с абсолютной уверенностью сказать Дамблдору, что это был не я!
— Но ведь это был не ты, — Сириус в последний момент умудрился сменить уже слетевший с губ вопрос на утверждение.
— Хорошо, что хоть ты НЕ СПРАШИВАЕШЬ, — Люпин отвернулся. — Я не представляю, что с этим делать… Знаешь, что ещё меня останавливает? — его голос дрогнул, на глаза навернулись давно сдерживаемые слёзы. — Или кто? Родители. И ты.
«Вот и отлично», — Сириус, делая вид, что не замечает его мокрых глаз, подтолкнул Римуса к лестнице.
«Это когда-нибудь кончится очень плохо, — мысли в голове Люпина ворочались медленно и тяжело, — очень, очень плохо… Но у меня есть шанс не допустить. — Его вялая правая рука безвольно водила по левому запястью осколком стекла. — Пока я ещё не в полной его власти, пока зверь во мне не стал альфой. — Стекло не было острым, но оставляло на коже следы, похожие на ожоги (не только серебра боятся оборотни…). — Но он уже так освоился, что запросто командует, — Люпин уронил осколок и не мог найти в себе силы наклониться за ним, — никогда не позволит мне самому решить… Надо что-то придумать. Чтобы никто не пострадал. Друзья, Сириус. — Он прильнул к покалеченному запястью и принялся зализывать горевшие болью полосы. — Как часто мне стал сниться сон, — Люпин запрокинул голову, — в котором я, проснувшись утром, вижу рядом с собой в постели Сириуса с перекушенным горлом или выпотрошенным животом! Это сводит меня с ума. И больше всего на свете я боюсь, что сон станет явью. Боюсь даже больше, чем полной луны… Надо попросить у Эванс её трактат о горных троллях. Что-то, я помню, было там об их лютой ненависти к волкам…»
Римусу очень захотелось погладить спящего Сириуса по растрепавшимся волосам, коснуться губами его щеки. Тот был едва прикрыт одеялом, и Люпин с трудом оторвал от него взгляд. Сонное бормотание и ёрзание головой по подушке подсказали, что надо быстрее уходить, а то можно разбудить Блэка, и план накроется медным тазом… Он склонился к сменившему во сне позу любимому и поцеловал его в плечо почти невесомо. Тот почесал место поцелуя, недовольно отмахнулся, словно от назойливого насекомого, но не проснулся. «Жаль, что нельзя попрощаться… Но жалею я только об этом…»
Выйдя из спальни, Люпин увидел Питера Петтегрю, с полотенцем на шее направлявшегося в душ.
— Привет, Хвост. Ранняя ты птичка, однако… Можешь выполнить одну мою просьбу?
Весь день Римус бродил по Запретному лесу. Сегодня ему пришлось забраться в такие дебри, в каких Мародёры ещё не бывали. Он был жутко голоден, безумно устал, промок, но почти не замечал этого. «Куда же подевались эти каменные громилы? — его раздражение начало перерастать в отчаяние. — Надо написать в Министерство петицию о катастрофическом снижении численности разумных магических существ в заповеднике Хогвартса. Браконьеры их, что ли, повывели?» Только под вечер, когда его органы чувств стали приобретать ликантропические свойства, удалось наконец отыскать в горной расщелине жилище тролльего семейства. Осторожно зайдя в пещеру, Римус в ужасе огляделся: «Ничего себе квартирка! Ремонт здесь не делали давно, но чистенько…» Он судорожно сглотнул от вида огромной кучи обглоданных костей в углу. А от мерзкого запаха троллей его буквально вывернуло наизнанку, и он чуть не вывалил скудное содержимое желудка прямо себе на ноги. «Как же я это выдержу с волчьим-то носом?!»
Он выскочил из пещеры и решил ждать снаружи, на свежем воздухе, пока сила полнолуния наполнит его кровь и разбудит в ней мучительный вирус. Уже совсем скоро, через несколько минут, чудесные горные ароматы (хм, за исключением смрада, тянувшегося из логова…), звон хрустального ручья, бегущего по блестящим пёстрым камушкам, раскидистые лапы вековых елей у него над головой не будут иметь для оборотня никакого значения. В мозг ворвётся ярость, голод, нестерпимое желание убивать и рвать на куски, кровь в венах закипит от жажды абсолютной силы и власти над всем живым…