Сиротская Ойкумена

Вагон совсем не качало, но и ровное движение мало-помалу взяло свое, и Постников незаметно для себя самого провалился в сон. Проснулся он, когда поезд начал плавно притормаживать, а вдоль пути принялись чаще мелькать дома и столбы.

По-видимому, поспал немало: уже крепко стемнело, снаружи горели фонари и светились городские окна. В узком проеме вспыхивали на фоне черного неба две-три маленькие искры – по всей видимости, там шел самолет. Всепроникающий гул двигателей тяжелого авиалайнера подсказывал, что аэродром где-то рядом.

Когда поезд замер в крытом пакгаузе, переполненном ярчайшим светом, стал слышен металлический голос, бросавший неразборчивые фразы. Снаружи дважды громко стукнули по стене вагона, дверь укатилась и впустила невыносимый сноп резкого белого сияния. Под вокзальным сводом оказалось ветрено и зябко. Из режущего прожекторного потока рявкнули в мегафон «внимание! задержанный – пошел!», Постникова подтолкнули, и он шагнул туда, где ни черта невозможно было увидеть. В ногах путались стылые сквозняки, чьи-то руки быстро обшарили его со всех сторон, а потом его отвели через подземный коридор в каморку без окон, где прямо на полу лежали и сидели около дюжины молчаливых людей. Его усадили и предупредили, что вставать без необходимости не следует.

Постников присел. В полушаге от него безмятежно дремал, пользуясь стеной как подушкой, видавший виды, но с виду не старый человек. У него был один глаз. Незамедлительно выяснилось, что одноглазый вовсе не являлся молчуном, а напротив, был словоохотлив. Стоило только Постникову оказаться поблизости, как одноглазый кивнул и заметил вполголоса, что недавно прибывшего в Орфой новичка видно сразу. Впрочем, он был вежлив и даже представился – его кличка была «Штихель». Осведомившись о прозвище собеседника, Штихель посочувствовал тому, что такового пока еще не имелось, и ободрил его словами «дело наживное». Одноглазый вполголоса забормотал своему случайному слушателю, похоже, в стремлении убить неистощимое арестантское время:

– Если поволокут на север, то это в заполярье, хреново, – полушепотом рассказывал он. – Житье там лютое, не приведи господь. Но еще хуже, если на юг – там тропики, арестанты мрут пачками от заразы, от дефолиантов….

Как ни жаль, захватывающий рассказ был прерван слишком быстро. За дверью послышался грохот башмаков и конвойные заорали «по одному на выход!». Не выводя на поверхность, группу задержанных повели загадочными коридорами к посадочному терминалу. Странно безлюдными были эти закоулки аэропорта, лишь сновали вдоль стен оборотистые роботы-уборщики, да полубезумная старуха заорала из-за решетки в закрытой зоне аэропорта и махала сухой ручонкой на конвойных:

– Да что же вы такое творите! – тонко вскрикивала она с косноязычной горечью. – Уж быстрей бы вас, чертей, перемолотили вместе с вашим упырем Модератором!

У всех конвойных были на шлемах какие-то особо злобные синие фонари – им-то самим, похоже, это было нипочем, у каждого опущено забрало из поляризованного состава. Однако фонари эти просто выжигали зрение, если посмотреть напрямую, поэтому в глазах непрестанно мельтешили яркие цветные пятна, и оглядеться как следует было непросто.

– Руки к осмотру! – И Постников ощутил легкий ледяной укол в правое плечо. Инъекция.

Их гуртом загнали по шумному металлическому пандусу на огромную высоту, и все оказались как будто в пещере или в чреве кита. Утроба была корабельным трюмом или грузовым отсеком транспортного самолета без иллюминаторов, свет проливали плафоны, забранные решетками. Скамьи в трюме были размещены по-иному, чем в пассажирском самолете – не локоть к локтю, а в четыре ряда, причем все пассажиры глядели в середину и были постоянно на виду. За ними пристально следили несколько плававших чуть выше голов дроны круглой формы, все до одного похожие на первый искусственный спутник Земли.

Динамик прокашлялся отвратительными, как скрип пенопласта по стеклу, помехами и крякнул «по местам сидеть!».

– Какого дьявола так жарко? – спрашивал невидимый голос. – По погоде, должен дубак быть?

– В башке у тебя дубак должен быть. Тебе укол сделали или нет? Там спецсостав, чтобы кровь разогреть. На север везут, так чтобы не померзли и не окочурились прежде времени. Раньше военным такое вкалывали, я слышал, а теперь и арестантам повадились – запасы препарата большие у них, видать – вот и тычут куда ни попадя.

– Ну что ж вы никак не приморозитесь, звери? – заорал надзиратель. – А ну притихли оба, пока не досталось для ума!

– Молчу, начальник! Хулиганов нет.