Сироты вечности

Девушка дотронулась до голой руки Хоки Уште.

– Это не я хватаю своего любовника потайными зубами и держу, пока мать убивает его, – прошептала она. – Я хочу сбежать отсюда. Не я, а моя сестра разделяет пристрастие нашей матери к человеческому мясу и человеческой крови. Поверь мне, и мы вдвоем перехитрим их и уйдем целыми и невредимыми.

Хока Уште кивнул:

– А как твоя мать убивает?

По губам девушки скользнула мимолетная улыбка.

– Видел ее горб? На самом деле это свернутый длинный хвост, усеянный шипами. Когда сестра схватит тебя своей виньян-шан и ты завопишь от боли, старуха расправит свой хвост и станет рвать шипами твое тело.

Хромой Барсук попытался улыбнуться, но не сумел. Проследив направление его взгляда, девушка прошептала:

– У твоей лошади уже выпущены кишки. Старуха постаралась, пока ты мочился. На своих двоих тебе от них не убежать. – Она прикоснулась к спине Хоки Уште, легонько постучала пальцами по ножу, спрятанному под рубахой. – Мы спасемся лишь в одном случае: если ты убьешь их, когда они меньше всего ожидают нападения. Выбери меня первой для соития, и я обещаю не причинять тебе боли своими маленькими зубками.

Хока Уште вырвал руку из крепкой хватки:

– Но как я узнаю тебя в темноте?

– Я прикоснусь к твоей щеке, вот так. – Она провела пальцами по его лицу. – Потом, когда мы начнем делать зверя о двух спинах, закричи дурным голосом, словно я вцепилась зубами в твоего детородца. А как только они накинутся на тебя – убей обеих.

– Да, – прошептал Хромой Барсук, хотя тихое это «да», скорее всего, потонуло в шуме крепчающего ветра. – Ступай вперед.

Глаза девушки блестели. Ночное солнце, холодное и белое, все еще восходило в черной пропасти под ними.

– Тебе правда не убежать от них.

– Знаю, – сказал Хока Уште. – Иди в типи. Я зайду следом.

Когда девушка превратилась в смутную тень в отдалении, Хока Уште вскинул над головой сжатые кулаки и прошептал, обращаясь к небу:

– Вакан-Танка, оншималайе… О Великий Дух, сжалься надо мной.

Ветер свистел вокруг него наподобие сладкозвучной любовной флейты ванаги в селении бруле, и тихий голос произнес в мозгу Хока Уште: «Доверься глазам сердца».

Юноша кивнул, опустил руки и направился к типи.

В типи стояла кромешная тьма – лунный свет не проникал внутрь, поскольку там даже дымового отверстия не имелось, – и скверно пахло. Хока Уште подождал, когда глаза привыкнут к темноте, но все равно едва различал во мраке неясные очертания уродливой старухи, свернувшейся калачиком в глубине жилища, и двух сестер, лежащих поближе ко входу. Они положили его одеяло между своими постелями из шкур.

– Что это за бугор такой? – прошептала одна из сестер, водя рукой по одеялу.

– Подарок, – прошептал Хока Уште, доставая сосуд с огненной водой. Он откупорил его и протянул ближайшей девушке, но она отрицательно повела ладонью, словно опасаясь, что в нем яд. – Вот, смотри, – прошептал Хромой Барсук и отпил глоток мни-вакен; жидкость обжигала горло и на вкус напоминала самое мерзкое из лекарств, какими его когда-либо поила бабушка, но он умудрился не поперхнуться и не блевануть. – Вот, – повторил он, снова протягивая в темноту сосуд васичу.

– Нет, – прошептала одна из сестер, взяв у него сосуд и отставив в сторону. – Мы не хотим пить. Ложись.

Хока Уште потер щеку. Рухнул его единственный план – усыпить огненной водой обеих сестер, а потом расправиться с кошмарной старухой.

Сильные руки потянули юношу вниз, на одеяло. Его обволок сладкий запах девичьих тел. Одна из теней поднялась над ним и стянула с него рубаху. Другая стащила с него мокасины и скользнула ладонями вверх по бедру. Хока Уште завел руку за спину и сомкнул пальцы на черенке маленького ножа за секунду до того, как незримые руки спустили с него набедренную повязку. Теперь сестры походили на пепельно-серую тень ванаги Поворачивающего Орла, они плавно летали над ним, меняясь местами. Хромой Барсук постоянно поглядывал в сторону старой карги, но видел в глубине типи один лишь глаз, поблескивающий из-под шкур.

«Смотри чанте иста», – наказал голос в видении. Глазами сердца.

Четыре ладони ласкали его грудь. Острые ногти пробегали по щеке и горлу, спускаясь к ключицам. Теплое сладкое дыхание обжигало ухо.

«Одна из них лжет. И если моя ханблечея не солгала, одна из них должна быть хорошая… мать нашего народа. Потомица Женщины Белая Бизониха. Они не могут обе лгать».

Хока Уште слышал, как они раздеваются рядом с ним. Девичьи тела источали запах вахпевастемна, сладкого благовония, используемого перед особо важными ритуалами. И еще какой-то аромат, более терпкий и возбуждающий.

Юноша почувствовал, что детородец у него встает, несмотря на обуревающий душу страх. Голые девичьи груди теперь скользили по его рукам и бокам. Одна из сестер спустилась ниже, и он ощущал жаркое дыхание на своем бедре.

Видение.