Сироты вечности

Понятия не имею, кто такой Эрик Хоффер, и, признаюсь, не собираюсь тратить время, чтобы выяснить. Не знаю, жив ли он или мертв, но надеюсь, что жив и не избежал пандемии.

Потом я не раз видел это граффити в разных местах, хотя с того, первого раза прошли годы, и я не уверен, что запомнил точно. Я знаю, что люди из Центра по контролю заболеваемости называют болезнь стигматической пандемией Хоффера, но я думаю, они имеют в виду того немецкого невролога, который первым предложил ретровирусную теорию усиления РНК-пластичности, или как там это называется.

А толку-то? Теперь это не важно, ведь даже специалисты признают, что пандемия необратима и назад пути нет.

А мы и не хотим назад. Мы пережили пандемию, но обратного превращения мы не переживем. Невозможно вообразить мир, в котором человек вынужден гадать, какие прыщи и нарывы скрываются за улыбающимися розовощекими лицами жен, мужей, друзей и коллег.

Это все, Питер. Время вечерних новостей Си-би-эс, поэтому я закругляюсь. После того как я написал тебе, мне полегчало. Я спрячу письмо на чердаке вместе с детской одеждой, которую твоя мать аккуратно сложила там много лет назад.

Я просто должен был объясниться.

Остаюсь вечно любящий тебя папочка.

Фотография класса за этот год

Мисс Гейсс следила за приближением нового ученика с часовой башенки старого школьного здания; тот шел через игровую площадку первого класса и отсюда, с высоты, был как на ладони. Она опустила дуло «ремингтона» и поймала ребенка в перекрестье оптического прицела. В свете раннего утра можно было разобрать малейшие подробности. Мальчик, незнакомый, и, судя по виду, на момент смерти ему было лет девять-десять. Зеленая футболка с черепашками-ниндзя вспорота посередине, по краям дыры запеклась кровь. В прицел различался белый проблеск торчащего наружу ребра.

Маленькая фигурка проковыляла под качелями и двинулась в обход лазалки. Мисс Гейсс подняла взгляд от прицела и задумалась. Возраст подходящий, но у нее и так двадцать два ученика. Взять еще, и класс станет почти неуправляемым. А сегодня они снимаются на общую фотографию, и лишние сложности ни к чему. Да и внешний вид мальчика на пределе того, что она готова терпеть в четвертом классе… особенно в день общей фотографии.

«До Несчастья у тебя не было роскоши выбирать», – упрекнула она себя и вновь припала глазом к прицелу, немного морщась при воспоминании о детях, которых десятилетиями «инклюзировали» в ее начальные классы: глухих, слепых, с пограничными расстройствами аутического спектра, эпилептиках, детях с синдромом Дауна, гиперактивных, жертвах сексуального насилия, дислексиках… умирающих от рака и умирающих от СПИДа.

Мертвый ребенок перебрался через неглубокий ров и теперь приближался к колючей проволоке, которую мисс Гейсс натянула вокруг школы между гравийной игровой площадкой первоклассников и асфальтированной баскетбольной площадкой четвертого класса. Мисс Гейсс знала, что мальчик преодолеет заграждение, сколько бы его кожи и мяса ни осталось на колючей проволоке.

Она вздохнула, чувствуя усталость, хотя учебный день официально еще даже не начался, опустила «ремингтон», поставила его на предохранитель и начала слезать с башни – встречать новенького.

По пути к подсобке она заглянула в приоткрытую дверь классной комнаты. Дети вертелись, натягивая цепи: голод и дневной свет разбудили в учениках непоседливость. Маленькая Саманта Стюарт, которой формально еще рано было в четвертый класс, за ночь в клочья изодрала платье. Сара и Сарра Дж. запутались цепями. Тодд, самый крупный четвероклассник, бывший школьный хулиган, снова выгрыз резиновую подкладку ошейника. Белые губы Тодда были в черной резиновой крошке, а значит, шею он себе стер почти до кости. Скоро придется что-то насчет него решать.

На длинной пробковой доске за учительским столом висели тридцать восемь фотографий класса. Тридцать восемь лет. Тридцать восемь общих фотографий, все сделаны в этой школе. Первые тридцать одна – большие, профессиональные; начиная с тридцать второй – совсем маленькие, их мисс Гейсс, чтобы не прерывать традицию, делала на школьный «Поляроид». И детей в классе тогда было меньше. На тридцать пятой фотографии всего пять детей. В том четвертом классе мисс Гейсс были Сарра Дж. и Тодд – живые, розовые, тощие, испуганные, но здоровые. На тридцать шестом снимке – ни одного живого ребенка… но семь учеников. На предпоследней фотографии – шестнадцать. В этом году, сегодня, надо будет уместить в кадре двадцать два лица. Нет, уже двадцать три, считая новенького.

Мисс Гейсс покачала головой и отправилась в подсобку. До звонка на урок оставалось пятнадцать минут.