Читаем Сироты вечности полностью

Судорога отбросила Эмму на подушки. Все придвинулись ближе. Ее не стало».

В моем сне мамины похороны проходят среди терриконов Копша-Микэ. Низкое небо висит над нами черным крепом. На похороны собрался народ. В траурной толпе я вижу своих братьев, а еще других людей – тех, кого мне как-то не приходило в голову считать членами семьи.

Мать лежит в черном гробу, который установлен на куче ржавого металла, некогда, очевидно, бывшего механизмом. Моя очередь прощаться; я подхожу к гробу. Лицо у матери не такое, каким я его помнил. У меня мелькает мысль, что я пришел не на те похороны либо тело усопшей подменили, но затем я вижу знакомые черты и улавливаю фамильное сходство. Все мы, выстроившиеся безмолвными рядами под серым снегопадом из пепла, – все мы похожи на нее.

Приоткрытый угол ее рта выделяется на лице черной дырой. Руки скрючены, словно продолжают сопротивляться смерти; большие пальцы пригнуты к ладоням. На ресницах какая-то белая пыль, похожая на паучьи яйца. Глаза, которые никто не потрудился закрыть, застилает что-то мутное и клейкое, напоминающее тонкую паутинку. Я склоняюсь для прощального поцелуя.

Глаза матери широко распахиваются, из щели рта вырывается воздух, точно кто-то налег на кузнечные мехи, окоченелые пальцы впиваются в мои плечи с силой, достаточной, чтобы раздавить хрящи и кости. Мать тянет меня к себе. Хочет что-то шепнуть, думаю я и подставляю ей ухо и щеку.

Изо рта, точно рвота, льется черная жидкость. Перепачкавшись, я пытаюсь отстраниться, но, хотя мертвые пальцы ослабили хватку, черная жидкость вязкая и тягучая, как смола. Она приклеивает меня к трупу, будто липкие лакрично-черные мышечные волокна.

Я вижу, что жидкость затапливает и остальных. Они стремятся высвободиться, однако нити черной паутины привязывают их ко мне, к матери, друг к другу. Пепельный снегопад валит так густо, что я уже не различаю лиц, только силуэты, которые дергаются в неумолимо сгущающемся мраке.

Наконец тьму прорезает голос, древний и недобрый; в нем звучит небрежная, почти издевательская отстраненность, плохо вяжущаяся с ожесточенной борьбой за жизнь, что разворачивается вокруг меня в липкой мгле.

«Ах, ее платье, – восклицает голос. – Осторожно! – А потом: – Помогите же нам!»

Черная жижа заливает мне лицо. Я задерживаю дыхание, но понимаю, что в следующую секунду должен втянуть в себя темную студенистую отраву. Она пахнет елеем, камфарой, серой, мышьяком и рвотой. За миг до того, как я вдыхаю черноту, снова слышится голос, он едва различим. «Да вы уж не боитесь ли?»

Madame Bovary, C’est Moi

[22]

Резюме

Когда-то давным-давно литература заставляла читателя добровольно отказаться от неверия.

Джейси

2052 г. н. э. Нынешняя миграция миллионов людей в романные вселенные при помощи квантовой телепортации (КТ, квантел) удивила даже ее первооткрывателя Цзяньвэя Мартини. «Сам не знаю, отчего я так поражен, – говорил доктор Мартини в интервью 2043 года. – Исходная идея посетила меня, когда я читал древний рассказ Вуди Аллена в „Нью-Йоркере“, но все было уже и в классическом волновом уравнении Шрёдингера». С тех пор доктор Мартини квантелился во вселенную «Госпожи Бовари» и в настоящее время проживает во флоберовском Париже под именем «господин Леон».

Эффект квантовой запутанности изучали (по скептическому выражению Эйнштейна) как некое «жуткое дальнодействие» с 1935 года, но только в 1998-м исследовательская группа в Университете Инсбрука продемонстрировала квантовую телепортацию фотона – точнее, квантового состояния фотона.

Эти первые телепортации квантового состояния не нарушали гейзенберговского принципа неопределенности и эйнштейновского запрета на перемещения со скоростью, превышающей скорость света, поскольку телепортированные фотоны не несли никакой информации, даже о собственном квантовом состоянии. Однако если сгенерировать запутанную пару фотонов и телепортировать один из них, в то же время передавая белловское измерение состояния второго фотона по классическому локальному (досветовому) каналу, тогда получатель телепортированного фотона и данных мог с вероятностью двадцать пять процентов угадать его квантовое состояние и затем использовать кубиты телепортированных данных.

Все это не привело бы почти ни к чему, кроме потрясающих успехов в исследовании человеческого сознания. Группа ученых Киевского университета, занимавшаяся проблемой улучшения памяти, использовала квантовые компьютеры для анализа биохимических каскадов в человеческих синапсах. В 2025 году они обнаружили, что человеческое сознание – в отличие от мозга – правильнее сравнивать не с компьютером и не с химическим запоминающим устройством, а с целостным волновым фронтом стоячей волны квантового состояния.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мир фантастики (Азбука-Аттикус)

Дверь с той стороны (сборник)
Дверь с той стороны (сборник)

Владимир Дмитриевич Михайлов на одном из своих «фантастических» семинаров на Рижском взморье сказал следующие поучительные слова: «прежде чем что-нибудь напечатать, надо хорошенько подумать, не будет ли вам лет через десять стыдно за напечатанное». Неизвестно, как восприняли эту фразу присутствовавшие на семинаре начинающие писатели, но к творчеству самого Михайлова эти слова применимы на сто процентов. Возьмите любую из его книг, откройте, перечитайте, и вы убедитесь, что такую фантастику можно перечитывать в любом возрасте. О чем бы он ни писал — о космосе, о Земле, о прошлом, настоящем и будущем, — герои его книг это мы с вами, со всеми нашими радостями, бедами и тревогами. В его книгах есть и динамика, и острый захватывающий сюжет, и умная фантастическая идея, но главное в них другое. Фантастика Михайлова человечна. В этом ее непреходящая ценность.

Владимир Дмитриевич Михайлов , Владимир Михайлов

Фантастика / Научная Фантастика
Тревожных симптомов нет (сборник)
Тревожных симптомов нет (сборник)

В истории отечественной фантастики немало звездных имен. Но среди них есть несколько, сияющих особенно ярко. Илья Варшавский и Север Гансовский несомненно из их числа. Они оба пришли в фантастику в начале 1960-х, в пору ее расцвета и особого интереса читателей к этому литературному направлению. Мудрость рассказов Ильи Варшавского, мастерство, отточенность, юмор, присущие его литературному голосу, мгновенно покорили читателей и выделили писателя из круга братьев по цеху. Все сказанное о Варшавском в полной мере присуще и фантастике Севера Гансовского, ну разве он чуть пожестче и стиль у него иной. Но писатели и должны быть разными, только за счет творческой индивидуальности, самобытности можно достичь успехов в литературе.Часть книги-перевертыша «Варшавский И., Гансовский С. Тревожных симптомов нет. День гнева».

Илья Иосифович Варшавский

Фантастика / Научная Фантастика

Похожие книги