Система научно-богословской аттестации в России в XIX – начале XX в.

Выбор кандидатур для стипендиатов. Право выбора выпускников для оставления в качестве профессорских стипендиатов Устав 1884 г. предоставлял Советам академий, но утверждал это решение епархиальный архиерей[563]. Советы же решали, сколько выпускников оставить для приготовления к профессорским кафедрам. Устав не указывал числа оставляемых, определяя только верхний предел стипендии для каждого – 700 руб. Вскоре была определена общая штатная сумма, выделяемая на стипендиатов, – 1400 руб. в год. Исходя из этих параметров, в качестве профессорских стипендиатов стали оставлять чаще всего двух первых по списку выпускников. Выпускники были свободны в выборе кафедры специализации, и получить стипендиата с нужной академии специализацией было непросто. Устав оговаривал только оставление «лучших», поэтому Совет имел право оставить не первых по списку выпускников, а нужных академии по научным интересам из числа лучших. Это имело бы смысл, в случае если в ближайшее время в академии должна была освободиться та или иная кафедра, так как срок службы профессоров был ограничен параграфами Устава. Но традиционная вера академий в своих «перваков» и права, которые всегда предоставляли высшие места в разрядном списке, определили именно такую традицию. Разумеется, академия была заинтересована в большем числе подготовляемых кадров – для широты выбора. Кроме того, годичное пребывание в академии в статусе стипендиата предоставляло возможность переработать кандидатское сочинение в магистерское. Поэтому в некоторые годы академии оставляли трех или даже больше стипендиатов либо в качестве «сверхштатных», выпрашивая на них содержание у Синода (с обоснованием особой необходимости их оставления) или у епархии, либо деля общую сумму не на двоих, а на троих. Так, например, Совет МДА в 1891, 1900 гг. оставлял не двух, а трех первых по списку выпускников, определяя им стипендии по 466 руб. 66 коп. (с вычетом 2 % на пенсии)[564]. В КазДА в период ректорства архимандрита (с 1897 г. – епископа) Антония (Храповицкого) в 1897/98 уч. г. оставили шесть профессорских стипендиатов, в 1898/99 уч. г. – четыре, в 1900/01 уч. г. – пять[565].

Устав 1910–1911 гг. четко определил две стипендиатские вакансии, кроме того, для каждой академии выделил две дополнительные вакансии стипендиатов, предназначенные исключительно для замещения «наиболее даровитыми, окончившими образование в академии по первому разряду, монахами». Если выбор кандидатов на первые две стипендии был сохранен за Советом академии, то выбор кандидатов на две последние – монашеские – стипендии предоставлялся местному епархиальному архиерею по рекомендации ректора академии. Были оговорены особые случаи: если Совет сочтет особенно важным завершение стипендиатом магистерской диссертации или командирование его в русские и заграничные учебные заведения, то Совет может ходатайствовать пред Синодом об оставлении этого лица стипендиатом еще на один год. Однако Совет должен был при этом соблюдать норму: не более двух стипендиатов «этого рода» в каждом учебном году[566].

К этому времени Советы академий стали более продуманно подходить к подготовке для себя реальных кадров, и дополнительно к двум первым по списку выпускникам старались оставить тех, кого особо рекомендовали преподаватели-специалисты. Так, в 1913 г. в МДА были оставлены профессорскими стипендиатами пять лиц, не считая первого по списку выпускника, Федора Андреева, оставленного на преподавательскую должность по кафедре систематической философии и логики. Алексей Архангельский и Николай Никольский (второй и третий по списку) были оставлены «уставными» стипендиатами, иеромонах Иероним (Чернов) – на вакансии для монашествующих, Николай Кочанов и Александр Ремезов (пятый и седьмой по списку) – по рекомендации членов Совета сверхштатными без содержания. Н. Кочанова рекомендовал экстраординарный профессор по кафедре еврейского языка с библейской археологией священник Евгений Воронцов, как талантливого лингвиста, особенно в области семитических языков – необходимой базы для библейского богословия. А. Ремезов был рекомендован экстраординарным профессором по кафедре истории и обличения западных исповеданий А. П. Орловым и доцентом по первой кафедре Священного Писания Нового Завета иеромонахом Иларионом (Троицким) как человек, склонный к научному выяснению сложных церковно-исторических проблем. Его кандидатское сочинение по католическому богословскому модернизму и конкретному его представителю – Альфреду Луази – после доработки могло представлять научную ценность[567].