Система научно-богословской аттестации в России в XIX – начале XX в.

Для диссертаций последних десятилетий XIX в., особенно магистерских, характерны попытки точного определения жанра исследования. Иногда это обозначалось в самом названии, иногда заявлялось во введении к диссертации: «библейско-исторический апологетический очерк»; «библиографически-литературный очерк», «историко-экзегетическое исследование», «церковно-исторический очерк», «этико-богословское исследование», «историко-догматический очерк», «опыт догматико-экзегетического исследования», «библейско-археологическое исследование», «экзегетическое исследование», «опыт апологетически-эстетического исследования». Однако содержание не всегда соответствовало заявленному жанру, а предметная ориентация самими авторами понималась не всегда верно. Рецензенты иногда отмечали это в своих отзывах, но единой точки зрения не было и у представителей одной корпорации. Так, например, разошлись мнения рецензентов в отзывах на магистерскую диссертацию преподавателя Вифанской ДС Д. И. Введенского «Учение Ветхого Завета о грехе», представленную в 1900 г. в Совет МДА. Диссертация заявлялась как «опыт систематического экзегеза». Первым рецензентом – экстраординарным профессором по кафедре Священного Писания Ветхого Завета В. Н. Мышцыным – отмечалась «правильная постановка вопроса и вполне научный метод исследования». Но он считал, что ветхозаветный библейский материал по теме необходимо привести в систему, с одной стороны, от догматических и философских умозрений, с другой стороны, не навязывая ветхозаветному представлению понятий новозаветных и церковных[958]. Другой рецензент – ординарный профессор по кафедре Священного Писания Нового Завета М. Д. Муретов – считал, что преднамеренное отстранение автора от Нового Завета и древнехристианской литературы «искусственно, а частию и едва ли законно». Ветхий Завет не ставит задачей «раскрытие учения о грехе» – оно дается как раз в Новом Завете, а с догматической стороны осмысляется в первые века бытия Церкви. Вопросы христианского богословия могут быть плодотворно исследуемы по отношению к Ветхому Завету только в неразрывной и всесторонней связи как с новозаветным учением, так и вообще с историей догмата в древнехристианской Церкви. С другой стороны, автор, заявляя себя экзегетом, относится к Ветхому Завету как к единому источнику, практически не соотнося тот или иной тезис со священной книгой, откуда он взят, с писателем, временем и местом ее написания, не занимается сравнительным анализом ответов, полученных из разных священных книг. То есть подход у него не библейско-экзегетический, а библейско-догматический[959].

Но если жанр работы, представляемой на ученую степень, выходил за пределы традиционных, это нередко вызывало сомнение. Так, в декабре 1908 г. в Совет МДА поступило прошение и. д. доцента по кафедре истории философии П. А. Флоренского. Он планировал представить в качестве магистерской диссертации перевод на русский язык богословско-философских творений неоплатоника Ямвлиха, снабженный подстрочными примечаниями, комментариями, вступительной статьей, рядом экзегетических и историко-философских экскурсов, а также приложением параллельных мест из других мыслителей той же школы. За образец П. А. Флоренский собирался взять перевод Плотиновых «Эннеад», выполненный Л. Буйе. П. А. Флоренский приводил ряд аргументов, согласно которым, по его мнению, подобные работы были не только полезны, но и необходимы для отечественного богословия. Совет поддержал прошение П. А. Флоренского, но он все же представил в 1914 г. на соискание магистерской степени другое исследование, более традиционное по форме, – о православной Теодицее[960].

С развитием научных исследований расширялась и палитра их тематики. Выделение новых направлений в богословских исследованиях или специфика конкретных тем определялись обычно тремя причинами: 1) введением в научный оборот новых комплексов источников; 2) внешним влиянием – западного богословия или небогословских наук; 3) актуальными проблемами, которые вставали перед богословской наукой.

Так, например, ряд новых тем определился в связи с систематизацией и описанием архивных комплексов, переданных в духовные академии или хранящихся в церковных древлехранилищах. Примером может служить работа корпорации КазДА с Соловецкой библиотекой и корпорации СПбДА с Новгородской Софийской библиотекой и библиотекой Кирилло-Белозерского монастыря. Изучение этих источников повлияло на развитие истории Русской Церкви, литургики, канонического права, славистики, церковной археологии. Достаточно назвать докторскую диссертацию профессора СПбДА Н. К. Никольского по истории Кирилло-Белозерского монастыря в XIV–XVII вв., а также включение в докторскую диссертацию профессора МДА А. П. Голубцова в качестве одной из составляющих работы по исследованию чиновника Новгородского Софийского собора[961]. На материалах этих библиотек писалось также немало магистерских и кандидатских диссертаций выпускниками СПбДА[962].