Ситуационисты и новые формы действия в политике и искусстве. Статьи и декларации 1952–1985

Всемирные специалисты по голоду (их много, и они работают бок о бок с другими специалистами, чья задача – убедить, что здесь у нас царит изобилие, прямо «пир горой») сообщают нам результаты своих вычислений: на нашей планете производится достаточно злаков, чтобы никто не голодал, но идиллию нарушает то, что половину этого объёма беспардонно потребляют «богатые страны», чтобы кормить свой скот. Но зная отвратительный вкус мяса из их скотобоен, полученного за счёт ускоренного откармливания этими злаками, разве можно называть эти страны «богатыми»? Разумеется, нет. И половина планеты умрёт с голоду не для того, чтобы мы купались в роскоши, а чтобы мы жили среди отходов производства. Но избиратель любит, когда его слух ласкают напоминаниями о том, что у него, вероятно, очень чёрствое сердце, раз он может жить так хорошо, когда всё его сытое благоденствие строится на костях детей далёких нищих стран, stricto sensu¹⁷. В этих речах избирателю, тем не менее, нравится то, что его заверяют, будто он живёт богато. Он любит так думать.

Государственной тайной становятся не только лекарственные препараты, но и еда. Одним из сильнейших доводов классов собственников против демократии в те времена, когда они их ещё только формулировали, не без оснований опасаясь того, что для них значила бы подлинная демократия, было указание на полную неосведомлённость большинства людей, надёжное и нерушимое препятствие к тому, чтобы те сами управляли своими делами. Сегодня они чувствуют себя вполне уверенно благодаря недавно открытым вакцинам от демократии или, скорее, от того малого её остатка, который они нам якобы гарантируют: потому что для людей сегодня содержимое их тарелок настолько же неведомо, как и тайны экономики, расчётные характеристики стратегических вооружений и тонкости «общественного выбора», который им подсовывают, чтобы заставить взяться за старое и начать сначала.

Когда секретность доходит до содержимого тарелок, конечно, не надо думать, будто никто ничего не знает. Но эксперты в условиях спектакля не должны разглашать такую опасную правду. Они умолкают. Каждый находит в этом свой интерес. А простым, отдельным людям, которые уже не могут полагаться ни на вкус, ни на собственный опыт, приходится полагаться на общественно организованный обман. Профсоюз мог бы всё рассказать? Он не может говорить того, что сочли бы безответственным и революционным. Профсоюз в принципе защищает интересы наёмных рабочих лишь внутри системы найма. Он, например, защищал «их кусок мяса». Но это был абстрактный кусок мяса (сегодня профсоюз защищает нечто ещё более абстрактное – «их труд», или скорее не защищает). Когда настоящее мясо почти исчезло, эти специалисты и не заметили пропажи, по крайней мере официально. Потому что бифштекс, сделанный из настоящего, то есть выращенного без химии мяса по‑прежнему подпольно существует, но его цена очевидным образом возросла, и даже простое указание на его наличие существенно пошатнуло бы столпы «социального партнёрства». А прекрасно осведомлённая об этом западная номенклатура втридорога покупает себе здоровые продукты.