Читаем Сивилла полностью

   Она не надеялась полюбить вновь. Однако в ее поражении был и элемент триумфа. В старые времена кризис, подобный этому, заставил бы Сивиллу диссоциироваться. Теперь же она не только осталась собой, но продолжала ощущать все большую устойчивость. Более того, переживания по поводу Рамона были настолько же реальными, насколько ирреальными были переживания прошлого. Хотя печаль терзала Сивиллу, новая реальность оказалась прекрасной. Впервые в жизни, несмотря на горе, она ощущала себя достаточно крепкой, чтобы защитить свое положение в реальном мире.

   32. Единая

   – Старая лоза, мертвая лоза, шипы и колючки, – говорила загипнотизированная Марсия в январе 1965 года. – Я боюсь жизни и этого мира. Боюсь входить в него. Боюсь быть отвергнутой, отторгнутой, отброшенной.

   Это был естественный страх восстановления.

   – Я вижу себя здоровым человеком среди здоровых людей, – заявила Ванесса. – Жизнь создана для того, чтобы жить, и я слишком долго дожидалась этого.

   – По-моему, – признался Майк во время того же сеанса, – Сивилла заслуживает гораздо большего, чем ей кажется, и уж точно большего, чем казалось нам с Сидом. Люди ее любят – и Флора, и мать Флоры, и, конечно, госпожа доктор и Рамон.

   – Возможно, – добавил Сид, – Сивилла сумеет делать вещи, которые хотим делать мы с Майком, но нам не позволяют. Возможно, нет ничего необычного в том, чтобы женщина строила перегородки. Может быть, она и сумеет стать такой женщиной, какой хочет, и сделать карьеру. Со способностями Майка и с моими, с нашим энтузиазмом она наверняка сможет. В общем, мы с Майком не против того, что она собирается делать. Нам нравится новая Сивилла.

   Новая Сивилла? «Кто я?» – спрашивала она себя. «Кто она?» – задавала себе тот же вопрос доктор Уилбур. По тому что, хотя Сивилла еще не превратилась в цельную личность, она перестала быть всего лишь бодрствующим «я».

   Единственным из Дорсеттов, кто являлся в этот период на сеансы, была новая Сивилла. Если доктор Уилбур хотела связаться с кем-нибудь из других «я», то она могла сделать это только с помощью гипноза.

   Вскоре после того, как Мэри вышла из своего иглу, она объединилась с Сивиллой Энн. Ванесса, которая всегда была ближе к Сивилле, чем большинство других «я», продвинулась дальше в том же направлении. Страстное осуждение лицемерия Ванессой повлияло на обостренное восприятие Сивиллой этого явления как в прошлом, так и в настоящем, сформировав у бодрствующего «я» новые воззрения. Марсия, ранее представлявшая собой типичный страх пациентки перед выздоровлением, выздоровела, воссоединившись с Сивиллой. Воссоединение это произошло после того, как Марсия осознала, что желала смерти своей матери.

   Пегги не появлялась, даже когда ее вызывали. Пегги Лу и Пегги Энн еще раньше консолидировались в одну Пегги; теперь процесс консолидации продвинулся дальше. Эти хранительницы неинтегрированного прошлого с его воспоминаниями, проникнутыми гневом и страхом, соединились с Сивиллой. Нарисовав портрет, которым восхищался Рамон, – свою самую последнюю работу, – Пегги прекратила существование в качестве самостоятельного явления. Однако ее уверенность была очень заметна в облике новой Сивиллы.

  В то же время эта вновь возникающая Сивилла весьма отличалась от того образа, который рисовала себе когда-то доктор Уилбур. Поскольку Вики обладала всей суммой воспоминаний и носила в себе больше черт исходной Сивиллы, чем Сивилла бодрствующая, доктор полагала поначалу, что неплохо будет избавиться от всех остальных «я», включая бодрствующую Сивиллу, и выстроить единое «я» на основе Вики. Однако выяснилось, что Вики, подобно остальным «я», существовала с определенной целью – чтобы скрывать те чувства, которые бодрствующее, или центральное, «я» было не в силах переживать.

   Таким образом, задача состояла в том, чтобы сохранить бодрствующее «я» и вернуть ему все воспоминания, эмоции, знания и стереотипы поведения, присущие другим «я», то есть восстановить врожденные способности исходного ребенка. Необходимо было также вернуть бодрствующему «я» переживания той трети жизни Сивиллы, которую прожили за нее другие «я». В этой области доктор Уилбур была первооткрывателем.

   Доктор знала, что все «я» сблизились с Сивиллой. Менялась Сивилла – менялись и остальные «я». Поначалу существовало два уровня отрицания матери Сивиллы. Сивилла признавала Хэтти Дорсетт своей матерью, но отрицала ненависть к ней. Другие «я» отрицали, что ненавистная им женщина была их матерью. После того как Сивилла в момент духовного очищения в автомобиле признала свою ненависть, другие «я» согласились смириться с Хэтти и назвать ее «нашей матерью». Даже Вики, родители которой так и не приехали за ней из Франции, была вынуждена наконец признать: «Мать Сивиллы является и моей матерью».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза
Крестный путь
Крестный путь

Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к теме русского религиозного раскола - этой национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает русский народ и поныне.Роман этот необычайно актуален: из далекого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою».Роман «Раскол», издаваемый в 3-х книгах: «Венчание на царство», «Крестный путь» и «Вознесение», отличается остросюжетным, напряженным действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, патриарха Никона.Читателя ожидает погружение в живописный мир русского быта и образов XVII века.

Владимир Владимирович Личутин , Дафна дю Морье , Сергей Иванович Кравченко , Хосемария Эскрива

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза / Религия, религиозная литература / Современная проза