– Нет, совсем не как матросы. – Она надвинула капюшон, так что остались видны лишь ее блестящие глаза. – Девушка и монах, даже если они не те, за кого себя выдают, волнуют меня менее всего. С севера приближается невероятно сильная буря.
Аспитис внимательно посмотрел на Ган Итаи.
– И ты ушла с носа, чтобы рассказать мне про бурю? – насмешливо спросил он. – Я знал о ней еще до того, как мы подняли паруса. Капитан говорит, что мы покинем глубокие воды прежде, чем она до нас доберется.
– Вполне возможно, но из северных морей сюда направляются большие стаи килп, и у меня складывается впечатление, что они пытаются опередить бурю. Их песня звучит холодно и яростно, граф Аспитис, они плывут из черных вод, из самых глубоких морских впадин. Я никогда прежде не слышала ничего подобного.
Некоторое время Аспитис смотрел на Ган Итаи, словно ему стало не по себе – или как если бы вино начало действовать.
– «Облаку Эдны» предстоит выполнить ряд важных поручений для лорда Бенигариса, – сказал он. – А ты должна делать свою работу. – Он закрыл лицо ладонями. – Я устал, Ган Итаи. Возвращайся на нос. Мне необходимо поспать.
Некоторое время ниски не сводила с него тяжелого непроницаемого взгляда, потом изящно поклонилась и вышла из каюты, позволив двери закрыться с негромким стуком. Граф Аспитис наклонился вперед и опустил голову на руку в круге света лампы.
– Как приятно снова оказаться в обществе человека благородного происхождения, – сказала Мириамель. – Да, они полны собственной значимости, но умеют показать уважение женщине.
Кадрах, чья постель была на полу, фыркнул.
– Я не могу поверить, что вы нашли достоинства в этом хлыще с кольцами, принцесса.
– Помолчи, – прошептала Мириамель. – Идиот! Не говори так громко! И не называй меня так. Я леди Мария, не забывай.
Монах снова презрительно фыркнул.
– Женщина благородных кровей, которую преследуют Огненные танцоры. Просто чудесная история.
– Но она сработала, разве не так? – проворчала Мириамель.
– Да, и теперь нам придется проводить время с графом Аспитисом, который будет задавать вам один вопрос за другим. Если бы вы просто сказали, что вы дочь бедного портного, которая спряталась, чтобы сберечь свою честь, или еще что-нибудь в таком же роде, граф оставил бы нас в покое и высадил на первом же острове, куда они зайдут, чтобы взять воду и провизию.
– А до того заставил бы нас работать, как скот, – если бы просто не выбросил в море. Я уже устала от переодеваний. Мало того, что все это время я изображала молодого монаха, теперь мне следовало превратиться в дочь портного?
И хотя в темной каюте Мириамель ничего не видела, по голосу Кадраха она поняла, что он несогласно качает тяжелой головой.
– Нет, нет и нет. Неужели вы ничего не понимаете, леди? Мы не выбираем роли, как в детской игре, мы пытаемся выжить. Диниван, человек, который привел нас сюда,
Мириамель проглотила гневный ответ и задумалась над словами Кадраха.
– Но почему, в таком случае, граф Аспитис ничего не сказал нам о Ликторе? Вне всякого сомнения, о таких вещах люди говорят. Или ты и это выдумал?
– Леди, Ранессина убили прошлой ночью. А мы отплыли рано утром. – Монах старался сохранять спокойствие. – Санцеллан Эйдонитис и Совет эскритеров объявят о его смерти только через день или два. Пожалуйста, поверьте, что я говорю правду, иначе нас обоих ждет страшный конец.
– Хм-м-м. – Лежавшая на спине Мириамель натянула одеяло до подбородка. Корабль раскачивался, и это действовало на нее успокаивающе. – А мне кажется, что, если бы не моя изобретательность и хорошие манеры графа, нам обоим уже давно пришел бы ужасный конец.
– Думайте, что пожелаете, леди, – мрачно заявил Кадрах, – только не надо, я вас прошу, верить другим больше, чем вам приходится верить мне.
Он замолчал. Мириамель ждала, когда к ней придет сон. Странная, навязчивая и чуждая мелодия витала в воздухе, вечная, лишенная ритма, как рев моря и вой ветра. Где-то в темноте Ган Итаи пела, успокаивая килп.
Эолейр скакал, оставив за спиной высокие горы Грианспог, а вокруг бушевала ужасная летняя метель. Тайные тропы, которые он и его люди так тщательно прокладывали в лесу всего пару недель назад, теперь оказались под толстым слоем снега. Над ним, точно потолок склепа, угрожающе нависли мрачные небеса. Седельные сумки Эолейра были набиты тщательно срисованными картами, в голове теснились тревожные мысли.
Эолейр понимал, что нет смысла делать вид, будто земля страдает лишь от долгих капризов погоды. Тяжелая болезнь распространялась по Светлому Арду, и, быть может, Джошуа и меч его отца действительно каким-то образом связаны с чем-то более грандиозным, чем обычные войны людей.
Граф Над-Муллаха вдруг вспомнил собственные слова, произнесенные за королевским столом год назад. «Боги земли и неба, – подумал он, – кажется, прошла целая жизнь – столько всего случилось с тех сравнительно мирных дней!»