Скарабей

Миллер вздрогнул, оживился, бережно взял букет в руки и приложил его к лицу. Несколько секунд он наслаждался ароматом свежих роз, затем, как бы нехотя, прервал своё занятие, положил цветы и указал Вале на стул. Тот присел на самый краешек, намереваясь вскочить и броситься вон, как только Миллер намекнёт ему об этом. Но артист был настроен благодушно.

– Как тебя зовут? – артист смерил поклонника оценивающим взглядом.

– Валя. Валя Генералов, – торопливо ответил юноша.

– А меня – Григорий Иванович или просто Гриша. Что тебе заказать? – спросил Миллер, подняв веки. У него были грустные глаза, тёмные, как заброшенный пруд. – Что ты любишь? – повторил он вопрос, заметив, что парень немного не в себе.

– Я? – Валя покраснел сильнее прежнего. – Марципаны люблю. Такие сладкие булочки с орехами.

– Булочки с орехами?! Сладкие?! – почему-то обрадовался Миллер. Юный розовощёкий толстяк забавлял его. – И всё?

Валя пожал плечами. Других «деликатесов» он не знал. Шёл 1969 год. Из-за проклятой гонки вооружений в магазинах их городка было пустовато. Мясо и сливочное масло уже продавали по талонам. Кроме водки и килек в томате, в свободной продаже были ещё жёсткие мятные пряники, грузинский чай и макароны. Но хлеб в Булкине был свой, отменный.

– Ну да, – кивнул Миллер. – В Москве тоже шаром покати. Но сыр и шпроты пока есть.

И заказал поклоннику бифштекс с жареной картошкой, кофе и мороженое. Мороженое в металлической вазочке было сверху присыпано стружкой из соевых батончиков, изображавшей шоколад.

– Марципаны, значит? – повторил Миллер, из-под бровей разглядывая юношу. Его грустные карие глаза, наполовину прикрытые крупными веками с пушистыми ресницами, скользили по волосам, губам, шее Валентина. Тот слегка покраснел от смущения. – Но их тут нет. А хочешь выпить на брудершафт?

Не дожидаясь ответа, Миллер крикнул:

– Мадемуазель! Принесите-ка нам бутылочку… «Алиготе». Или, что там у вас есть?

Официантка стремглав бросилась выполнять заказ. Через пару минут у них на столе появилась открытая бутылка светлого вина. Миллер разлил вино бокалам, слегка приобнял юношу, и они выпили. Вино было терпкое, кислое. Миллер сказал, что теперь они должны расцеловаться и с этой минуты говорить друг другу «ты». Для Вали всё происходящее было настоящим шоком, волшебным сном. Он стал пунцовым. Сердце его выпрыгивало из груди. Он вытянул губы и трепетно прикоснулся к жёсткой, плохо выбритой щеке артиста. Зато Миллер поцеловал его трижды и так сильно, чувственно, что у Вали земля ушла из-под ног…

– Теперь поешь, – Миллер достал пачку болгарских сигарет «Стюардесса» и закурил. При малом росте и субтильном телосложении, у Миллера были крупные тёплые руки, с длинными мягкими пальцами. В них сочетались сила и изящество.

Валя послушно кивнул, подвинул к себе тарелку и углубился в бифштекс.

Актёр наблюдал за ним с улыбкой, изредка выпуская дым и стряхивая пепел в тяжёлую стеклянную посудину.

– Я буду звать тебя Марципаном. Ты непротив? – спросил он.

– Непротив, – помотал головой Валя, едва успев прожевать то, что было у него во рту. С этой минуты он и сделался Марципаном.

Потом Миллер спросил, кто его родители.

– Папа – кадровый военный, подполковник. В нашем городе почти все военные. А мама – врач. Только они уже умерли. Отец даже меня не видел, – вздохнул юноша, погрустнев.

– С кем же ты живёшь? – полюбопытствовал Миллер.

– С Лизой. Это моя сестра.

– А девушка у тебя есть? – Миллер пытливо посмотрел в глаза своему собеседнику.

– Есть, – Валя опять смутился и покраснел. – Так, просто учились вместе.

– Как её зовут?

– Рита.

– Маргарита, – задумчиво произнёс актёр. – Прямо, как в «Фаусте» Гёте. У вас с ней что-нибудь уже было?

Валя поперхнулся мороженым. Он не привык к столь откровенным вопросам. Но не ответить Миллеру было невозможно.

– Всего один раз, – пробормотал Валя, пряча глаза. И вспомнил: старое кладбище, ветерок вздувает сухую траву и кусты полыни…

– Тебе понравилось? – спросил Миллер, выпустив дым. Он выкуривал уже третью сигарету.

– Так… – пожал плечами юноша. – Не очень.

Миллер рассмеялся раскатистым актёрским смехом и потрепал поклонника по волосам. Он словно просил прощения за свою бестактность. Больше они ни о чём таком не говорили. Миллер наизусть читал Вале «Маленькие трагедии» Пушкина, рассказывал о новых ролях, вспоминал смешные случаи из своей актёрской жизни. Они провели вместе целых два часа. Узнав, что Валя мечтает хоть кем-нибудь работать в кино, Миллер извлёк откуда-то авторучку и прямо на бумажной салфетке написал записку в отдел кадров Мосфильма, с просьбой принять его на работу. И поставил свою размашистую подпись.