Сказ о Василисе Премудрой и Заколдованном Царевиче

— Не могу припомнить, Василисушка. Хоть убей — пустота в голове. Наява помнить должна — у нее в голове ничего не теряется.

— Наява? — удивилась Василисушка. Никогда такого чудного имени она не слыхивала.

— Наява, сестрица моя названная. Вместе с Сивкой-Бурушкой были они ко мне с детства приставлены, и со мною вместе под проклятие ведьмино попали. Пока не верну себе свое старое обличье и не сойдут с леса и замка чары, и они обратиться назад и уйти отсюда, окромя как про приказу моему, не могут.

— В этом и кроется проклятье ведьмино? Что не можешь в человека назад обратится и домой вернутся? — догадалась Василисушка.

Видит Царевич, что не зря прозвали ее Василисой Премудрою.

— Не только я не могу обернуться, но и зайти сюда никто живым не может без спросу. Кто в лес заколдованный проникнет, обречен скитаться в нем до тех пор, пока сам себя от безумия в могилу не сведет.

— И Данилушка тоже в лес забрел и рассудка лишился?! — испугалась Василисушка.

— Всякий, — ответил Царевич, и от голосу его холодом могильным повеяло.

Пригорюнилась Василиса Премудрая. Жив ли, мертв ли жених ее, кто ж скажет теперь. Кабы быстрее сюда добиралась, можно было бы и спасти его. А теперь уж.

— Ой хитра Василиса Премудрая, — молвил снова к ней Царевич Заколдованный. — Голодна с дороги аки дикий зверь, а к еде моей так и не притронулась. Да кабы разгадать ведьмины загадки и вернуть мне обличье прежнее, а царство свое спасти от гибели, нужны тебе силушки недюжие. Не бойся, Василиса Премудрая, отведай стряпни моей, за здоровье твое головою ручаюсь.

Поглядела Василисушка в тарелку свою. Выглядит и пахнет едабельно. Поглядела на Царевича, у того на всех трех головах улыбка елейная. Поглядела на Сивку-Бурушку, кивает одобрительно.

Знамо пакость какую опять супротив нее замышляют, да что ж поделаешь.

Отломила тогда хлеба краюху, в меду окунула да прикусила чуток с самого краюшку.

Как коснулися крошки языка, зашелся тут же рот Василисушки огненным пламенем. И в горло, и в нос дым ядовитый пошел. Прошибло ее с ног до головы. Да вмиг тут же все и прекратилось.

Покатился со смеху Царевич Заколдованный, всемя тремя головами. Чуть живот со смеху не надорвал.

— Еда драконьева, Василиса Премудрая, и есть первое ведьмино испытание, — молвил к ней Сивка-Бурушка. — Теперь только два осталося.

Утром следующим поднялась Василисушка рано-ранехонько. Отыскала путь из хором своих к дверям замковым, да от выхода прямиком в сторону мельницы и направилась.

Долго-долго прошлым вечером расспрашивала хозяина насмешливого о бытье его о житье — о драконьих порядках, о суровом родителе, о братьях и сестрах, что по ту сторону заколдованного леса осталися.

Складно отвечал ей Царевич без утайки, да видит девица, что напоминание о доме оставленном для него сродни яду.

Как уразумел он, что замок и лес вокруг него заколдованные убивают каждого, кто придет к нему без спросу, попросил он батюшку увести всех из замка, выставить вокруг стражу и стереть из памяти народной к нему дорогу.

А как стали наведываться с войною соседушки, напустил Змей Горыныч на пограничье туману смертельного. Чтобы добр человек, как увидел, сам ноги уносил, а не добр — смерть заслуженно встречал.

Василису Премудрую Сивка-Бурка на крыльях своих волшебных пронес по приглашению самого Царевича. Потому не навредили ей ни туман, ни лес зачарованный.

— Как сыскать мне Наяву, чтоб узнать у нее имя твое? — вопрошала Василиса у Царевича.

— Наява белым днем возле мельницы почивает. Бесов да нечисть лесную от скуки гоняет. Ночью тебе ее вовек не сыскать. Лучше бы тебе спать ложиться. Утро вечера мудреннее.

Сделала Василиса Премудрая как было велено. Ночью тихо спала, беспробудно. А поутру вознамерилась тотчас отыскать Наяву и покончить со вторым испытанием.

Лес, что ночью зловещим выглядел, днем был едва ли краше. Но дивно так, не чувствовала боле Василисушка того же страха, что вчера сковал ее с головы до пят. Тень хозяина как покров защитный следовала за ней по пятам, и лес перед ней расступался.

Быстро отыскалась мельница, да только не было подле нее никого.

Обошла мельницу кругом и видит — стоит на берегу речки кто-то, спиною к ней обернувшись, в воду глядит. Окликнула — не оборачивается.

Подошла поближе, в лицо глянула и обомлела.

Жених ее, Данилушка, жив-живехонек!

— Данилушка, Данилушка! — стала звать его Василиса Премудрая, да только не слышал он ее голосу. Все смотрел перед собой глазами стеклянными невидящими.

— Данилушка, это я, невеста твоя, Василиса Премудрая! Посмотри, вот колечко на шее моей, что ты мне от сердца своего оторвал. А вот мое — у тебя на шее. Очнись, сокол мой ясный!

— Был твой ясный сокол да вышел весь, — раздался рядом голос девичий, сладкий что весенний ручеек. — Мой он теперь.

Обернулася на голос Василиса да увидала перед собой не то девицу красную, ни то духа бестелесного. Кожа у ней гладкая почти прозрачная, да цветами огоньками разноцветными переливается. Волосы до поясу огнем горят. А от низу спины хвост тянется с острием на конце. Прямиком в сердце Василисушки направленным.

Наява, она и есть.