Буре бурной сечь,Коль гуляет меч!Когда собралась рать,Далеко ей шагать!Слышат Боги, слышат страхНа лесах и на лугах.Быстро мчится грозный слух,Слабых угнетая дух.И вот он уже принесся под кров,И вот каждый услышать правду готов.И вот угасает смех, и каждых притих.Весть вьется меж балкой и кровлей на крыльях своих.Словом громовым, прилетевшим, раскатным,Сокрушающим горы, понятным и внятным.И вот настежь дверь и покинут чертог,И вот впереди дорога дорог.И песня звучит, затихаетИ зло к ней слова приплетает.А Боги ждут, не отводят глаз.Вершитель пути – отныне твой час.Им ведомо, воитель в пути.И некому рядом пойти.Они ждут его поступи – вот он и здесь.В ранах пришел к тебе, о Волчья Весь.Без кольчуги, щита пред врагом он предстал.И меч из рук выпал, и сам он тут пал.Пусты его руки – ни злато, ни стальНикто не возьмет в эту дальнюю даль.Но светлы Престолы в Чертоге Богов,Весел и радостен праздничный кров.Кругом КоролиВ красном злате земли.И Боги племенВ сияньи корон.Вокруг все, кто жил,И нету могил.И вот Отец Мертвых возвышает свой глас:Гость ныне новый, друг достойный средь нас!Не принес он с собой железа и злата,Не украсится его приношеньем Богов Палата.Но жизнь даровал он Готам своею десницей отважной!Встретим Волка народной песней протяжной.И майским дождем,Счастливейшим днем,Цветы сыплет БогВ блаженный чертог.И Боги встают,Ему чару дают…Это не грома грохот —Витязей радостный ропот.И молвит Земли Бог, и сладостна его речь.Солнце восставит жизнь, коль оборвал ее меч.Ныне всю землю от краев ее обойдя,Расскажет оно, что творится в чертоге вождя.Ибо в Волчьей Веси ему славу поют,Славу поют и долгую память плетут.Песня эта возвысила сердце каждого, и Асмунд закончил ее под грохот мечей о щиты; гром мечей становился сильнее, и радостный могучий клич людей Рубежа вспорол небеса, ибо в тот миг каждый видел своего вождя Тиодольфа сидящим с Богами в Золотом кресле в благоуханном чертоге и слышал сладостные песни… и был Тиодольф весел и ясен ликом – каким не видели его на земле, хоть никогда не был сумрачным взгляд Походного Князя.
Однако когда общий восторг притих, молвила Холсан такие слова: