– О воители, подобает нам встретить походные стяги, вернувшиеся с поля битвы, чтобы знали Боги о свершенных нами деяниях; подобает и Тиодольфу, Походному Князю, вместе с нами выйти навстречу им. Соберитесь по отрядам и выступим из опаленного пламенем чертога на солнечный двор, чтобы сама земля, и небеса вместе с нею взглянули на лицо нашего Князя, став свидетелями того, что он исполнил свой долг.
Тут, не говоря более слов, народ потек из чертога, и внутри устроенного Римлянами Острога, разобрались по отрядам. Однако когда кров оставили все, кроме тех, кто стоял на помосте, Холсан взяла толстую восковую свечу, зажгла ее и погасила – в знак того, что отлетел дух битвы – а потом снова зажгла от пламени чудесной лампы, Солнца Чертога. Тут и плотники принесли одр, скрепленный из древков копий, покрыли его алым плащом с золотой вышивкой из сокровищницы Вольфингов, и возложили на него Тиодольфа.
А потом подняли его… Сорли Старый, Вольфкеттль и Эгиль из Волчьего Дома; Хиаранди от Илкингов, и Вальтир от Лаксингов, Гейрбальд от Шилдингов, Агни от Дейлингов, Ангантир от Бэрингов, Гейродд от Бимингов, Гунбальд от Воллингов, вместе с доблестными плотниками Стейнульфом и Грани, приложили свою руку к ложу.
Так вынесли Тиодольфа с помоста, через Мужскую Дверь под солнечный свет; и Холсан следовала за носилками, зажав в руке своей Свод Возвращения. Час прошел после полудня, и сиял яркий солнечный день, когда она появилась в остроге, и дым опаленного пламенем дома еще висел облачком возле опушки леса. Не смотрела Холсан ни направо, ни налево, ни под ноги себе – очи ее были обращены вперед. Выстроившиеся строем родовичи скрывали собой от ее глаз печальные сцены: трэлы и женщины отделяли живых от мертвых среди врагов и друзей и перевязывали раны каждого воина. В просвете между рядами видна была от одра немногочисленная группа пленных Римлян. Кто-то из них стоял, тупо озираясь вокруг, другие сидели или лежали на земле, о чем-то переговаривались, и было заметно, что смертное ожесточение уже оставило их.
Далее прошествовало воинство к западным воротам, где Тиодольф столь отважно сражался в тот день… и вышло на поле к сараям и хижинам. Восскорбело тут сердце Холсан; ибо жилье и поле, и луг, и синяя стена леса за рекою, напомнило ей о днях прежних, об отцовской любви, и о прекрасных словах, приносивших ей утешение в жизни. Однако царившая в ее сердце печаль никак не показывалась на лице, и не казалась Холсан бледней, чем обычно. Высок был дух ее, и не могла она испортить этот прекрасный день и победу родовичей скорбью о тех, кто ушел, сохранив ценой своей жизни все, что было прежде.
Далее путь вел их через поля, где золотилась еще не вытоптанная пшеница, серела тяжелая рожь… ясной и жаркой была погода, пока происходило все это. Впрочем, воинство Римлян потоптало немало посевов.
Наконец вышли они на прекрасную и широкую луговину, и на встречу им катили повозки, а с ними крепкие кмети из трэлов, во главе которых находились умудренные войною Стиринги. Ярко сияли повозки со стягами, поникшими на своих древках, потому что в тот день не было ветра; мычали быки и волы, ржали кони, белели овцы… звуки эти доносились до вступившей на луг процессии.
Тут наконец остановились они на пригорке, вытоптанном, окровавленном… там, где вчера Тиодольф вступил в бой между остатками рати Оттера и Римлянами. Там расступились они вокруг невысокого холмика, на котором были поставлены носилки Тиодольфа. Возы вместе с охраной окружили кольцо людей знаменами рода.
Были там Волк и Лось, Сокол и Лебедь, Кабан и Медведь, Зеленое древо, Ивовый куст, Щука и Берег реки, Лесной Дрозд, Кормило, Кряква и Косуля – эти от Средней Марки. От Верхней стояли Конь и Копье, Щит, Рассвет, Гора и Долина, Горный Ручей, Куница, Облако и Олень. От Нижней Марки пришли Лосось и Рысь, Минога, Тюлень и Камень, Морская Чайка, Козел, Яблоня, Бык, Гадюка и Журавль.
Так стояли они на жаре, и три часа миновало уже после полудня; легкий ветерок налетев с запада, расшевелил разрисованные полотнища стягов, так что люди могли видеть теперь знаки своих домов и предков.
Молчание воцарилось в кольце мужей, но вдруг их ряды расступились, пропуская другие носилки, которые несли витязи в полных доспехах, и… о! на них лежал Оттер, в своем боевом снаряжении, со множеством ран на теле. Ибо люди отыскали его у стены Великого Чертога, куда положили его вчера Римляне, одолев Бэрингов и Горынычей-Вормингов; даже враг заметил чрезвычайную доблесть Оттера, и заставив Готов отступить, внесли Оттера в свой острог, дабы узнать имя и сан столь отважного мужа.
Так принесли люди Марки Оттера на пригорок, и оставили там возле Тиодольфа. И узрев это, витязи не могли более сдержать стенаний и слез… громко ударяли они мечами в щиты, и звуки печали и хвалы возносились к летнему небу.
Наконец Холсан, державшая в руке восковую свечу, возвысила голос: