Сказание о Доме Вольфингов

После люди Порубежья положили Хериульфа на гребне, где пал он, и насыпали над ним высокую хову – курган, чтобы видели его издалека, а вокруг него уложили на покой других родовичей. Потому что считалось между ними подобающим, чтобы лежали павшие воины на том месте, чью повесть рассказали своими жизнями. А врагов забросали землей – в обращенных к западу низинах.

Пока они заняты были своим трудом, закатилось солнце, и Тиодольф ощутил усталость; рад был бы он отдохнуть и выспаться, однако многие думы докучали ему: следовало решить, в каком направлении вести дальше народ свой, чтобы покрепче ударить на Римлян. Посему решил он отойти в сторонку и побыть в одиночестве – ради сна и покоя. Так сказал он одному из родовичей, звавшемуся Солви, которому верил всем сердцем, а потом спустился с гребня в узенькую долинку на южной стороне его – в фарлонге от места битвы. Узенький ручеек бежал по дну ложбины, а дальний конец перекрывала рощица тисов, невысоких и теснившихся друг к другу; огромные серые камни там и сям вырастали из короткой травы. Тиодольф спустился к ручью – к тому месту, где вода его собиралась в лужицу, из которой сочилась далее узкой ниточкой, устремляясь в обход тисов, чтобы найти себе путь вниз под невысокой нависшей скалою. Поглядев в лужицу, Тиодольф улыбнулся, словно вспомнив о чем-то приятном, а потом снял с пояса широкий нож и принялся нарезать дерн; запрудив им ручеек, он принес несколько камней и, укрепив ими свою плотину, преграждавшую течению выход из лужицы, уселся на камне и стал следить за тем, как поднимается вода.

Усевшись, он все старался обратить свои думы к Римскому воинству и своим будущим действиям; однако же против собственной воли мысли его рассеивались, устремлялись к сценкам мирной жизни, которая настанет, когда завершатся битвы. Посему в ту ночь он видел не предстоящие тревоги, а себя самого – совершающим мужские дела. Вот он идет между пахарей по наделам своего рода, и западный ветер пророчит раннюю весну; вот косит спелое жито жарким полуднем под веселый говор пересмеивающихся родичей; а вот, затаившись возле Чернавы, ждет у опушки леса рысь или волка, а звезды – как и в тот самый миг – высыпают над его головой; вот идет по притихшему лесу – по первому морозцу перед началом снегопада с луком или охотничьим копьем в руке; вот возвращается из пущи, увлекая за собой по снегу добычу на санках, уже в середине зимы – под колючим ледяным ветром, сквозь кружащую поземку, направляясь к свету и музыке Великого Чертога, к веселым разговорам и улыбающимся родичам, встречавшим ходивших на охоту кметей… к полным чашам меда и приятному ночному отдохновению под стоны и завывания ветра вокруг стен древнего дома.

Все казалось ему в тот вечер хорошим и добрым; оглядевшись вокруг, он увидел слева от себя длинную долину и теснящиеся к скале темные тисы, справа крепостной стеной высился гребень, на котором разыгралось сражение. Уже поднималась луна, журчал на камнях ручеек, посвистывала невдалеке ржанка, хохотал кулик-кроншнеп, голоса которых чисто звенели в спокойном воздухе; где-то вдали – потому что их заглушала скала, басовито гудели голоса его друзей, а над песнями их возносилась звонкая перекличка дозорных. И все это также была частью доброй жизни, которой длиться и длиться; он улыбался и был счастлив, и ждал дней грядущих, и заранее любил их – как любит свою возлюбленную юноша, ожидая ее на месте свидания.

Он сидел, и мечты все более и более отвлекали Князя от тревожных мыслей, и, наконец, сон одолел Тиодольфа; витязь, великий среди Вольфингов, принялся кивать носом как старый кметь, пригревшийся в теплом уголке у печи, а потом уснул, погружаясь в мечты, сразу преобразившиеся, являя свою нелепость и пустоту.

Вскоре он, вздрогнув, проснулся: вокруг царила ночь, ветер совершенно утих, а все голоса умолкли – если не считать пения ручейка, и время от времени нарушавших тишину ночных дозоров.

Высоко стояла яркая луна, и лучи ее играли на мелкой ряби запруды – уже переполнившейся и перетекавшей через плотину. Тогда Тиодольф поднялся с камня, снял все доспехи, оставив Ратный Плуг рядом с ними в траве, потому что решил омыться. Однако сон еще владел им, и пока Тиодольф раздумывал, окрепнувшим напором ручей отворотил первую глыбу дерна, потом другую, стронув с места пару-тройку камней; вода хлынула вниз, в долинку, на минуту-другую заполнив целиком все русло ручья. Негромко усмехнувшись, он не стал расстегивать нижнюю рубаху, но улегся возле камня на траву и сразу уснул.

Тиодольф еще раз проснулся ночью, когда луна опустилась пониже и первые проблески рассвета уже появились в небе над гребнем; полежав немного, чтобы собраться с мыслями и вспомнить, где находится, он вскочил на ноги и… о! оказался лицом к лицу с женщиной… и разве могла эта женщина быть не Вудсан? Не удивившись, Тиодольф протянул вперед руку, чтобы прикоснуться к ней, хотя еще не избавился от тяжести сна и вчерашних испытаний.