Сказание о граде Ново-Китеже

Крик замер где-то далеко в тайге. И тотчас закричали другие голоса:

— Славен город Тула!.. Славен город Рязань!..

— Триста лет в памяти названия городов хранят, — тихо сказал Ратных.

— Да, триста лет, — так же тихо откликнулся Косаговский. — Изучаем галактику, на подводных лодках плаваем, на самолетах летаем, Сережка на Марс собирается лететь, а здесь жизнь остановилась на древнем веке. Здесь часы истории пошли назад, вернулось далекое прошлое и стало настоящим. А выберемся ли мы отсюда, из этой могилы?

— Верно говоришь, брат. Могила, — тоже тихо, печально заговорил Истома. — Запсовели, заматерели мы здесь в преданьях древних да уставах старинных. Тайга стеной нас обступила, стережет нас Прорва смрадная, отпевают нас волчьи песни, и леший через плетень смотрит. Истинно могила!

Капитан спокойно почесывал за ушами замершего от счастья Женьки. Вдруг он резко оттолкнул собаку.

— Побольше бодрости и уверенности, Виктор Дмитриевич, поменьше безнадежности! — недовольно и строго сказал Ратных. — Платина мне глаза открыла. Платина та самая, приметная. Значит, мы в Советском Союзе. Это главное! Значит, под ногами у нас наша, советская земля, и власть наша, и народ наш. Должны мы его вывести из этого векового плена. А с народом и мы выйдем

— Я и говорю! — весело согласился Птуха.

— Ниточка есть, должен быть и узелок! Платину здесь начали добывать и выносить в мир, по моим подсчетам, в конце тридцать восьмого, а вернее, в начале тридцать девятого года. Два года этим занимаются. А мы наблюдаем случаи переноса платины через границу тоже два года. Вот и связаны два конца, и получился узелок! Это еще не все. Мичман, у вас, кажется, спичких остались?

Капитан вытащил из кармана гимнастерки окурок и поднес его к зажженной спичке. Все увидели золотое клеймо

«Бр. Лапины. Харбин».

— Откуда это у вас? — заволновался Косаговский.

— В алтаре древней таежной церкви нашел. Близ нее стрельцы меня схватили. Как видите, следочек не обрывается, а дальше идет. В Харбин след идет! А кто из Харбина сюда ходит? Платину мы на убитых братчиках находили. Люди майора Иосси сюда приходят, вот кто.

— Тю! Это, значит, мы здесь на взрывчатке будем сидеть! — сказал с беспокойством мичман. — Узнают братчики, что мы здесь, и вдребезги нас!

— Опасность большая, — серьезно ответил капитан. II вдруг глаза его блеснули под луной. — А разве мы здесь одни? С нами Будимир Повала, Алекса Кудреванко, Пуд Волкорез, весь народ посадский! И прямой опасности пока что нет, потому что и братчиков сейчас нет в Ново-Китеже.

— Братчиков нет в городе! — уверенно сказал Косаговский. — Помните, Степан Васильевич, после нашего допроса в Детинце Нимфодора сказала посаднику, что, мол, не они будут решать, как с нами поступить. Кто-то другой это будет решать. Вы понимаете, конечно, о чем я говорю.

— Очень хорошо понимаю! Есть в Ново-Китеже кто-то, кому послушно подчиняются и самодержавная старица, и посадник, и вся Верхняя Дума. А разгадка всему этому там! — показал капитан на Детинец, на негаснущие окна терема. — И тайна Прорвы там. Есть у старицы карта прорвенских троп.

Словно услышав капитана, терем откликнулся негромким, тягучим хоровым пением. Печальный напев плыл в воздухе, как ладан.

— Нимфодора с монашками молится, вечерню поют, — тихо, со страхом проговорил Истома.

Глава 8 Первый гол

— Вам нравится эта страна, сэр?

— Вовсе не нравится, — послышался ответ.

Чарлз Диккенс, «Жизнь и приключения Мартина Чезлвита»

1

Сережа почувствовал, что задыхается, и проснулся. Лавки были пусты: старшие уже встали и ушли из избы.

В жерле печи полыхал жаркий огонь. Вошел Истома, с грохотом бросил на пол охапку дров, постучал ухватом по полатям:

— Слезай, дед, печь буду топить. Угоришь!

— Ничего. Я привычный. — Савва свесил с полатей голову и сердито посмотрел на Сережу. — Ты, псёнок, угоришь, а меня угар не имет. Горести дымные не терпев, тепла не видати.

Поп сменил Истому у печи и начал кухарить, двигая в пламя горшки. Печь разгоралась, дым хлынул в избу, потянулся к открытой двери и к волоковому окну[27], прорезанному почти под потолком. Но тяга была плохая. Поп, освещенный ярким пламенем из печи, стоял невозмутимо, опершись на ухват, а теплый пахучий дым клубился вокруг него, как волнующееся море, поднимаясь до плеч. А затем захлестнул и его голову.

Сережа мучительно закашлялся и стремительно выбежал из избы.

Капитан, Виктор и мичман сидели на завалинке и тихо о чем-то беседовали.

Виктор указал Сереже на висевший около крыльца смешной глиняный умывальник-чайничек, носик с одной стороны и носик, с другой. Рядом стояла кадка с водой; в ней плавали две лучинки крестом: чтобы черт в кадку не влез.

— Умывайся скорее. Ждем тебя завтракать.

На земле у их ног на разостланной дерюжинке лежали толстые ломти хлеба и стоял глечик с молоком. Топка по-черному заставила их завтракать во дворе.