Сказание о граде Ново-Китеже

На дворе ничего интересного не было. Заглянул в бочку — пустая, попробовал покатать колесо — тяжелое и грязное. Вот тощища-то! И вдруг вспомнил о футбольном мяче. Побежал в избу, заставил Виктора надуть мяч (у него это здорово получается!) и, выбежав на двор, для начала дал хорошую свечку. Мяч весело прозвенел под ударом и взлетел вверх, тугой, нарядный, ярко-желтый. Приняв свечку, ударил в стену — стена отпасовала мяч, ударил второй раз — и увидел мальчишечью голову, высунувшуюся из-за косо повешенного полотнища ворот. Заметив, что Сережа смотрит на него, мальчишка показал язык и спрятался, но скоро опять высунулся. Сережа, прижав мяч к боку, пошел к воротам.

Мальчишка не убежал, только зажмурил глаза, замерев от страха перед мирским поганцем. Паренек был крепенький, налиток, такого о камень бей — не расшибешь, от такого и мороз отскакивает. И смешной очень! На лице крупные красные веснушки, брови выгорели, их и не видно почти, а нос, такой курносый, что из ноздрей хоть стреляй, как из двустволки. Был он бос, но в меховой ушанке. Одно ухо ее торчало вверх, другое болталось. Вылитый лопоухий заяц! Посконная рубашонка подпоясана высоко, почти под мышками, мочалой. Под рубашкой выпячивалось пузо. Сережа дружески ткнул мальчишку в пупок:

— Тебя как зовут, оголец?

Мальчишка вздрогнул, еще крепче зажмурил глаза и ответил басом:

— Митьша.

— А меня Сережа. А сколько тебе лет?

— Не ведаю. — Митьша осмелился открыть глаза, грустные, неулыбчивые. — Годам бог счет ведет.

— А где ты живешь?

— Эвон! — указал Митьша на полуразвалившуюся избу на противоположной стороне улицы.

— Значит, ты с нашей улицы? А книжки у тебя интересные есть?

— Не.

— А ты читать-то умеешь?

— По псалтыри кое-как бреду. Я одну зиму только учился, буквы учил и цифири.

— А почему больше не учишься?

— А на кой? Учатся только поповичи, чтоб попами стать. А простым людям на что грамота? — Митьша запыхтел и сердито добавил: — В школе розгами дерут.

Сережа свистнул:

— Надо же! А за что дерут?

— Для подспорья. А тебя в школе драли розгами?

— Скажешь! Попробовали бы!

К мальчишкам подошел Женька. Митьша потянулся было погладить его, но Женька зашипел, сморщив черный нос, обнажив залитые слюной клыки. Повернув голову к Сереже, пес посмотрел на него с бесконечной преданностью, любовью и обожанием: вот, мол, кто мой друг и хозяин!

— Ты, Митьша, никогда так больше не делай — укусит. Женька с высшим образованием. А что у тебя в кулаке зажато?

Митьша разжал кулак. На ладони его лежал пустой спичечный коробок, выброшенный ночью Птухой.

— Что глаза пялишь? Завидно, чай? Ни у кого такой нет. Отымать будешь, в ухо дам!

— Эх ты, чудик-юдик! — засмеялся Сережа и швырнул об землю подпрыгнувший мяч. — Давай в футбол играть. Умеешь?

— Какой футбол? Как играть?

— Ногами. Становись в ворота, я буду бить, а ты не пропускай.

Митьша посмотрел на свои расчесанные, в цыпках босые ноги и решительно подтянул штаны.

— Давай!

Он встал в поповских воротах, разведя руки и растопырив ноги, будто не пускал в ворота корову. Но от мяча, пробитого Сережей, шарахнулся в сторону.

— Гол! — закричал Сережа. — Первый гол в Ново-Китеже!

Он пробил по воротам еще раз, еще и еще раз, пробил десять, двадцать раз, но ни одного мяча Митьша не задержал. Он испуганно жмурил глаза и пятился от пролетавшего мяча.

— Фиговый из тебя вратарь, — поставил Сережа ногу на мяч. — Давай я в ворота встану, а ты бей. Ну, наподдавай!

Много раз пробил Митьша по воротам, но все мячи были или отбиты, или пойманы Сережей. Митьша рассвирепел. Он сердито сопел, то и дело подтягивал штаны, трепыхал ушами шапки, оббил и о мяч и о землю пальцы ног, но мирской Сережка, словно колдун, ни разу не пропустил в ворота мяч.

— Будя! — запаренно опустился Митьша на землю, вытирая вспотевшее лицо снятой ушанкой. — Не умею я в ваш футбол бить.

— Научишься, — покровительственно сказал Сережа и замер, прислушиваясь.

Издалека откуда-то доносились многие мальчишечьи голоса:

— Это кто кричит?

— Ребята посадские. На выгоне они,

— Что делают?

— Стрелки из луков пущают.

— Можно посмотреть?

— А чо нельзя? Пойдем!

3

На зеленевшем сочной травкой скотском выгоне толпились мальчишки. Кто-то из них, заметив Митьшу и Сережу, крикнул отчаянно, словно увидел пожар:

— Робя, мирской идет!

По земле затопали босые пятки, и через мгновение звонкие, взволнованные мальчишечьи голоса послышались уже из-за ближнего сарая.

— Экося, испугались, — сказал презрительно Митьша. — Пожди чуть, я их позову.

Он убежал, и вскоре ребята вышли из-за сарая. Подходили они к Сереже не очень храбро, может быть, и повернули бы с полдороги, но впереди шел уверенно, смело, видимо, их атаман и заводила, высокий кареглазый, скуластый и бровастый мальчуган. Он был без шапки, и ветер трепал его темные волосы, остриженные в кружок. Сережа сразу смертельно позавидовал ему. У кареглазого не хватало двух передних зубов, и он на ходу с особым шиком плевал — цыкал, может быть на целых десять шагов. Да-а, это был высший класс!

Ребята остановились в двух шагах от Сережи. Некоторое время молчали, настороженно разглядывая друг друга.