Сказание о граде Ново-Китеже

— Я-то слышал, еще как слышал! — закипел от волнения и радости Завид. Теперь ему, а не Сереге все внимание ребят. — Ходили мы с тятькой молиться в детинский собор, а я после обедни возьми да и спрячься в посадничьем саду. Крыжовник у посадника обломенный! Огребаю я крыжовник и слышу в горнице у посадника играют и поют. Окно открыто было, а под окном дуб. Я полез на дуб, подтянулся до окна, гляжу — горница пустая, а играют на трубах и на скрипицах. У нас такое не слыхано! Потом мужик запел, чуть погодя баба, и многоголосьем пели. Не божественное, не церковное, а таково весело-весело! А в горнице пусто. Нечистая сила, явное дело! А потом колокола зазвонили. Вот так: дин-дон-бом! — искусно и точно передал Завид бой башенных часов.

Глаза Сережи изумленно округлились. «Это же Спасская башня! Радиоприемник в Ново-Китеже? Надо же!»

— А ты не врешь? — подошел он к Завиду.

— Ей-богу, правда, крест на мне! — закрестился Завид, вытащил из-за пазухи нательный крест и поцеловал его.

Сережа взволнованно перевел дыхание. Вот оно — настоящее приключение! Пробраться в Детинец и узнать тайну радиоприемника. Это не в книгах вычитанное, а настоящее приключение, настоящая опасность! Он взволнованно поколупал нос и сказал решительно:

— Значит, так! Есть важное дело, братья-казаки. Пробраться в Детинец и узнать, кто играет да поет в доме посадника. А еще хоть одним глазом поглядеть на вашего главного чертозная.

— Любо! Такое мне по душе! — закричал Юрята.

— А стрельцы в воротах схватят? — сказал рассудительно Вукол. — Ищи тогда в заду ноги. От портков пугвы отлетят!

— Скажи мамке, чтобы пугвы к порткам крепче пришивала. Храбрун! — с суровым презрением посмотрел на него Юрятка. — А мы через ворота и не пойдем — мы через Пытошную башню пойдем.

— Ой, что ты, Юрятка! — поежился быстроглазый Иванка. — Страсть какая!

Юрятка лихо цыкнул сквозь выбитые зубы:

— И этот спужался! В башне волоковое окно есть, дощатой заслонкой задвигается. Ту заслонку снаружи легко поднять. Знаете, чай, што из этого окна по желобу спускают?

Ребята испуганно переглянулись. Они знали, да и кто в Ново-Китеже не знал, что из волокового окна башни спускали трупы посадских, запытанных палачом Суровцем. Новокитежане приходили к башне ночами, уносили своих убиенных родных и тайно хоронили — без креста, без молитвы, без ладана, без всего, чем могила крепка.

— А Суровец в башне захватит? Излупит! — опять начал приводить резоны осторожный Вукол.

— А мало нас дома лупят? — мрачно сказал Митьша. — Коли излупит, мы ему, стерьве, потом въедем по рылу навозным котиком!

— Я не пойду, — подался назад Тишата. — Мертвяков боюсь.

— И не надо! — отстранил его ладонью Юрятка. — Ты только в избе на полатях храбрый.

— Голосуем, братья-казаки! — вмешался Сережа. — Кто за мою резолюцию, чтобы идти в Детинец, прошу поднять руку.

— Годи, Серьга, — остановил его Юрятка. — Всем идти нельзя, заметно. Пойдут я, ты и Завид.

— И Митьша, — твердо сказал Сережа.

— Пущай и Митьша.

— А командовать парадом будешь ты, Юрятка.

— Чем командовать?

— Ну, атаманом у нас будешь ты.

— Это само собой! — важно оправил опояску Юрята. — Я, брат, всегда атаманом был. А тебе, Серьга, надо одежу сменить. За поприще[34] видно мирского.

Сережа в Ново-Китеже ходил все в том же летном шлеме, в ученических брюках и куртке. Правда, куртку он то и дело забывал на футбольных площадках.

— Я свои портки и рубаху принесу. Мамка как раз на плетне их сушит, — предложил Тишата.

— Бежи. И чтоб одним пыхом! — приказал Юрятка. — Мамке не попадись.

Тишата слетал одним пыхом. Сережа надел холщовую рубаху, посконные штаны, на голову надвинул валяный шляпок. Свою одежду запихал в кусты.

— К башне пойдут все, — распорядился Юрятка. — Будете нас под стеной ждать. А ежели заметите что недоброе, знак голосом дайте. Песни, штоль, орите или свистите. Ну, шагаем с богом!

Первым во главе отважного отряда побежал Женька.

4

Пыточная башня накрыла ребят своей мрачной тенью. Они остановились. Маленькая улочка была пуста. Без крайней нужды никто не ходил и не ездил мимо Пыточной.

Митьша, прислушиваясь, поднял обвислое ухо шапки и стал похож на умного, насторожившегося щенка. Но на улице, на крепостной стене и на башне не слышно было ни голоса, ни стука, ни скрипа. Только далеко на лугах звенело и скрежетало: косец правил оселком косу.

— Полезли, спасены души! — указал Юрятка на сбитый из досок широкий желоб. — Я первый!

Он вскарабкался на четвереньках по желобу, осторожно поднял заслонку, подставил, чтобы она не опускалась, припасенную палку и пропал в темном проеме окна. За ним поднялись и скрылись в окне Митьша и Завид. Сережа не поднялся и до половины желоба, как внизу раздался горестный вой оставленного Женьки. В окне показалось встревоженное лицо Юрятки.

— Дай ему хорошенько! — тихо и сердито сказал он. — Ишь вопит!

— Его нельзя бить, он гордый, он меня уважать не будет, — шепнул в ответ Сережа и шепотом приказал псу. — Место! Лежать! Тихо!