Ребята вышли из башни, быстро огляделись по сторонам и побежали к дубу. Юрята вдруг с разбега остановился и принялся истово креститься на соборные кресты. Митьша, Сережа и Завид тоже круто затормозили и тоже начали усердно отмахивать кресты и поклоны. Они не понимали, для чего понадобилась Юряте эта опасная остановка.
Надо было быстрее бежать к дубу, забраться на него и спрятаться в ветвях. Но в следующую минуту они услышали мужские голоса и смех. От поварни к собору подходили два хмельных стрельца в распахнутых зеленых кафтанах.
— Эй, шелудивые, пошто пришли? — крикнул сердито один из стрельцов, останавливаясь против ребят.
— К вашим детинским мальцам приходили, дяденька стрелец, — поклонился низко Юрята. — На мячегон их звали.
— Зови, зови! — хохотнул стрелец. — Всыплют вам наши десяток сухих! Портки на поле потеряете! Стрельцы ушли.
— И башка же у тебя, Юрятка! — проговорил восхищенно Митьша. — Враз ужом вывернулся!
— Цыц-те, болтать-то! — одернул его заметно польщенный атаман. — Бежим теперь к дубу. Одним пыхом!
Сережа подбежал к дубу вторым. Юрята уже карабкался по ветвям. Сережа подпрыгнул, ухватил свисавший сук и тоже полез вверх. Ниже сопели Митьша и Завид.
Сережа и Юрята сели рядом на толстом суку. Окно горницы было на уровне их лиц, но его заслоняли мелкие ветви. Юрята раздвинул листву. В горнице, освещенной солнцем, на низком потолке засияла вся красота поднебесная: и солнце красное, и месяц ясный, и звездочки светлые, и радуга многоцветная.
— Лепота какая! Истинно как в раю господнем! — прошептал восхищенно Юрята. — Чать, Истомы работа.
А Сережа, холодея от мысли, что он проникает в недобрую, опасную тайну, глядел не на потолок с поднебесной красотой, а на лавку, покрытую суконным полавочником. На ней стоял радиоприемник, а от него тонкий провод уходил к окну. Сережа проследил его глазами. Провод был выведен наружу и поднимался к вершине дуба, где была, конечно, спрятана антенна. Но таких приемников Сережа не видел раньше: небольшой металлический ящик, окрашенный в защитный цвет, а рядом цинковые шестигранные коробки.
Сережа отшатнулся, прячась в ветвях.
В дальнем конце горницы открылась низкая дверь, и в горницу, пригнувшись, вошел человек. Лицо вошедшего закрывал накомарник; одет он был в синий балахон без перехвата в талии и без ворота, с золочеными петлицами и крупными пуговицами из самоцветов. Расшитый золотыми нитками балахон блестел на солнце, как зеркало.
Человек в синем балахоне ударом ладони в раму открыл окно и, не снимая накомарника, начал глядеть в сторону собора. Затем поднял глаза к небу. «А если он опустит глаза? Господи, хоть бы на дуб не посмотрел! — взмолился мысленно Сережа. — Прямо не знаю, что будет тогда с нами. Суровцу отдадут. Пропали мы!..»
Сережа вздохнул облегченно. Человек в горнице раздраженно пробормотал что-то и, повернувшись, подошел к приемнику. Сдвинув вверх рукав, он посмотрел на запястье левой руки. «На часы смотрит! — удивился Сережа. — В Ново-Китеже ручных часов ни у кого нет!» Проверив время и не снимая накомарника, человек сел на лавку рядом с приемником и начал вертеть рычажки настройки. Затлелся зеленый «глазок» индикатора, зашипело, затрещало, потом зажурчала чихая музыка, медленное, ленивое танго. «Вот они, Завидовы скрипицы и трубы», — подумал Сережа.
— Молчат! — зло стукнул кулаком по лавке человек в накомарнике. — Где их черти носят? Неужели не прорвались? И не принесут? Тогда дело швах!
Он резко выключил приемник и вышел, крепко хлопнув дверью.
— Кто это был? — тихо спросил Сережа Юряту.
— Завидов набольший чертознай! — засмеялся Юрята. — Никакой это не чертознай, а из детинских кто-нибудь, из верховников. Видел, как богато одет?
— Про синий балахон говоришь?
— Балахон мужики носят, а это ферязь парчовая. Богатущий, видать, человек.Не иначе, на пир-столованье к посаднику пришел. А чего в ящике играло? Вот это так диво дивное!
— Это радиоприемник. Музыку откуда-то передавали.
— Опять замолол свое, мирское! — недовольно махнул рукой Юрята. — Ты людскими, православными словами объясни.
— После как-нибудь, — ответил Сережа. — Слезаем, Юрята. Все, что надо, видели, и даже более того.
— Годи! — сказал Юрята. — Я на подоконнике углядел цацку красивую.
На подоконнике лежал нагрудный значок, какой — не разобрать: он лежал кверху оборотной стороной. Затрещал и качнулся рядом сук. Это Юрята, повиснув на одной руке, другой потянулся к окну и схватил лежавший на подоконнике значок.
— Теперь и слезать можно, — вися на суку, сказал он и крикнул негромко вниз: — Чеши, ребята, на землю! Чего дорогу загородили?
Спустившись с дуба, ребята то перебежками, то спокойным шагом пересекли посадничий двор, ворвались в Пыточную башню, влетели в камору, подняли заслонку и на задах лихо скатились на улицу. Первым к ним бросился Женька. Счастливо замирая, он ткнулся носом в колени Сережи. А вторым подбежал нетерпеливый Иванка.
— Чертозная набольшего видели? — переводя быстрые глаза с Юряты на Сережу, с Митьши на Завида, спросил он.
— За тем и ходили, — отдуваясь, важно ответил Юрята.