— Этот… синяя ферязь, неделю назад приходил к нам ночью. Почему же он до сих пор не трогает нас?
— Тронет! Еще как тронет! — мрачно проворчал мичман и вытянулся по-строевому. — Какие будут приказания, товарищ капитан? Свистать всех наверх? Играть боевую тревогу?
Капитан, не ответив мичману, подошел к Сереже, взял его за оба уха и нежно, благодарно поцеловал мальчика в вихрастую макушку.
— Надо тебе, Сережа, на ночь уйти куда-нибудь. Где бы тебе переночевать?
— Я к Митьше Кудреванке пойду. Он напротив живет.
— Иди сейчас же к Митьше. И не приходи, пока не позовем. — И тогда только капитан обернулся к Птухе. — Отставить боевую тревогу. Но быть начеку, смотреть в оба! Я иду к Будимиру Повале. Пора начинать!
6
Ратных сидел на колоде и смотрел, как в грохоте молотов рождался ратный доспех для веселого и страшного бунташного дня. Днями и ночами стучал Кузнецкий посад кувалдами и молотками, звенел наковальнями, сопел мехами горнов и домниц. И не бабьи рогачи и сковородки, а булатные мечи и огнебойные пищали ковали теперь ново-китежские кузнецы. И не овес на толокно толкли в посадах, а терли ручные мельницы мак ружейный, зелье стрельное, как называли в Ново-Китеже порох.
Мишанька Безмен схватил залощенную веревку, качнул, и мех сипло вздохнул. Пламя взлетело над горном, в кузне стало светлее. Будимир ущемил огромными кузнечными щипцами щелкавшую окалиной болванку и перенес ее на наковальню. И снова тяжко зазвенела под молотом наковальня, снова брызнули красные и золотые искры.
— Удастся ружьишко, чую! — кричал Будимир под грохот и звон ковки. — Святое ружьецо! В праведном бою как молния будет разить!
Поковка на наковальне вытягивалась, и уже видно было, что это будет ствол длинного ружья. Будимир ударил ещё раз и бросил в горн остывший ружейный ствол.
— День и ночь кузнецы стучат, боевую справу готовят, — сказал он, — а погляди со стороны — все спокойно. Будто и нет никакой свары меж Детинцем и посадами. Ходим друг около друга по-кошачьи, на мягких лапках. А драке меж нами быть, не миновать!
Капитан положил руку на горячее плечо кузнеца.
— Начинать бы надо, Будимир. Перекалишь плавку, угар, а не железо будет.
— Понимаю, хлебна муха. Придут посадские старосты, тогда и решим. Их жду.
А старосты уже пришли: Гончарного посада, Щепного, Рыбного и других. Потом пришли Пуд Волкорез и деревенский староста Некрас Лапша. Последним пришел Алекса Кудреванко и с порога сказал:
— Детинец собачьим нюхом бунт почуял, тоже начал готовиться. Стены крепостные глиной обмазывают, от поджогов. Пригнали в Детинец скот на случай осадного сидения, привезли муку с мельниц и сено с лугов. Мои дозоры заметили.
Алексе было поручено обложить Детинец скрытыми дозорами, следить, не попытаются ли братчики пробраться в Детинец.
— Следи во все глаза, Алекса, — обратился к солевару капитан. — Днем они не пойдут, а ночью попытаются прошмыгнуть.
— И ночью глядим, — успокоил его Алекса.
— Детинец тоже с нас глаз не спускает. Душан подглядчиков в посады посылает, вызнать, что делает и что говорит посадчина, — сказал гончарный староста. — Заметили мы.
Пуд Волкорез посмеялся жестким, сухим смехом;
— Не все возвращаются, коих Душан в посады посылает.
Все одобрительно покивали головами. В посаде видели Душанова подглядчика, который не вернется уже в Детинец. Стоял он мертвый, навалившись грудью на стену, а меж лопаток его торчала большая зверобойная стрела. Пробила она шпиона насквозь и пригвоздила к бревнам.
Капитан обернулся к Волкорезу:
— А твои, Пуд, лесомыки так и не отыскали тех двоих людей, что на Отрочь-озере шарили и в тайгу ушли?
— Всю округу обыскали, все ущелины облазали — не нашли. Следы их к городу вели, два человека шли, а потом будто сквозь землю провалились!
— Не провалились, Пуд. Они, язви их, уже в Детинце сидят.
Капитан коротко рассказал посадским старостам о значке, принесенном Сережей, о человеке в синей ферязи, о своей уверенности, что этот человек — братчик, а вернее, их вожак.
— Он пытался вызвать сюда всю свою банду. И она придет в Ново-Китеж не сегодня-завтра. Ни одного дня нельзя больше ждать, товарищи!
— Помыслим, спасены души, — обвел Будимир всех взглядом.
— День за днем, будто дождь дождит, а когда же начнем?
— Чаша весовая стала к нам перетягивать. Еще бы обождать, она бы поболее перевесилась, — первый отозвался староста Щепного посада.
— Не дружны мы еще. Посад на посад поглядывает. Соединить силы надо супротив врага. А на это время надо, — поддержал его рыбацкий староста. — Недельку бы еще подождать.
— Ждать будем, сильнее не будем. Только время упустим. Я так мыслю, — несмело возразил Некрас Лапша.
— Эка сказали — ждать! — сердито хлопнул ладонями о колени Волкорез. — Зачинай брань, когда тебе любо, а не жди, когда врагу любо будет.
Кудреванко раздраженно тряхнул потными, прилипшими ко лбу кудрями:
— Василий Мирской ждал часу да и дождался могилы! И дружину его в Светлояре утопили. Этого хотите?
Он вскочил и забегал по кузнице.