Сказание о первом взводе

— Ясно, товарищ майор, — ответил за всех старобельский паренек.

Когда Евсеев распределил по ротам остальных и ушел, Широнин достал полевую тетрадь — классный журнал, вписал в него новых бойцов. Первым был парень в большой ушанке Алексей Крайко, затем его напарник Василий Танцуренко, затем Сухин, Визгалин, Гертман, Силаев, Субботин…

И вот первый взвод шагал по улице села к переезду.

Как ни трудно было в последние дни с подвозом боеприпасов, Билютин приказал выдать Широнину все, что он сочтет необходимым. И теперь почти каждый боец нес, помимо личного оружия, ящики с противотанковыми и осколочными гранатами, патронные ящики. Широнину даже удалось заменить один из ручных пулеметов, отражатель которого в бою под Червонным оказался неисправным, и получить новенький, покрытый еще заводской смазкой. Билютин обещал придать взводу и одно противотанковое орудие из полковой батареи.

Идя сейчас чуть сбоку колонны по перемешанному с грязью снегу, Петр Николаевич вспоминал недавний разговор с Билютиным. Полковник вначале пытливо расспрашивал о нем самом, о бойцах взвода, улыбнулся, услышав знакомые фамилии старослужащих Болтушкина, Скворцова, Вернигоры, попросил рассказать об остальных. Только потом заговорил о задаче, которую решил поставить перед первым взводом. И тогда в глазах Билютина проступило выражение такой суровой, властной требовательности, которую придает только твердая убежденность в том, что слушающий его человек никуда, ни на какую долю секунды не уклонится от повелевающего над всей его жизнью высшего долга.

— Ну, желаю вам успеха, — сказал и, может быть, дольше, чем обычно это делают, задержал руку Широнина в своей горячей руке. — Да не забывайте почаще докладывать Решетову обстановку…

Взвод прошел уже полпути и поровнялся с приземистым крытым черепицей домом, у двери которого стояла бричка санвзвода. Ездовой и девушка в шинели сгружали с брички носилки и какие-то обернутые плащ-палатками узлы. Завидев проходившую колонну, девушка выпустила из рук носилки, стала всматриваться в ряды красноармейцев.

— Товарищ лейтенант, это же нашего Грудинина женка, — сказал Зимин, узнав медсестру.

— Грудинин, выйти из строя! — Широнин обернулся, разыскал взглядом красноармейца и с усмешкой кивнул в сторону дома.

Грудинин подбежал к Вале.

— А ты чего здесь?.. Ты же в санроте.

— Была в санроте… а теперь с вами, в батальоне.

Из-под ушанки Вали выбивались кудряшки, и она убрала их рукавом шинели, сдвинула на затылок и ушанку, открыв высокий, крутой лоб.

— Сама… ну, конечно, сама… — не спрашивая, а утвердительно произнес Грудинин, не отводя взора от этого лба, от пронзительно синих, искрящихся глаз.

— Ну, ладно, сама не сама, а зато теперь вместе, — подтвердила догадку Василия Валя и озабоченно зашарила рукой в карманах шинели. — Табак тебе нужен? У нас во взводе старшина не курит, всегда могу взять…

…Грудинин нагнал взвод уже у переезда.

Колонна поднялась на железнодорожную насыпь. К югу и северу убегали не подорванные гитлеровцами рельсы большой магистрали. Петр Николаевич, уже знакомый с местностью по карте, теперь внимательно, изучающе смотрел на участок, который предстояло занять взводу. Слева темнели развалины станции Беспаловка. Чуть в стороне виднелись сохранившиеся стены небольшого здания метеорологической станции, за ней раскинулся пруд и молодой, очевидно, посаженный перед самой войной сад.

А впереди взору открывалась засыпанная еще не сошедшим снегом широкая долина — Касьянов Яр. Он уходил далеко, далеко, к самому горизонту, на дымящейся кромке которого виднелись ломаные, уступчатые очертания разрушенной совхозной усадьбы.

Первый взвод стоял позади Широнина молча, не мешая раздумью командира. Вместе с ним красноармейцы смотрели на поля, покрытые серой смушкой мартовского снега, смотрели, не зная того, что тем из них, кто останется жить, и эти поля, и эта долина, и этот темнеющий молодой сад западут в память неизгладимо, навсегда.

XX

Широнин оставил взвод у железнодорожного переезда, а сам пошел к станционным зданиям. Прежде чем окончательно решить, где именно отрывать окопы, хотел тщательно изучить прилегающий к переезду участок.

Беспаловка была обычной пригородной станцией. Вокзал из четырех-пяти комнат, небольшой пакгауз, будка для кипятка, сарайчик пожарного депо. Сейчас все это лежало в развалинах. На остатках почерневших, обугленных стен кое-где сохранились наполовину облупленные, покрытые веселой голубой эмалью таблички: «Вхід», «Каса», и табличка с незнакомым Широнину словом «Окріп».

Вначале Петру Николаевичу показалось заманчивым сделать опорным пунктом обороны эти руины. Но тут же он отказался от этой мысли. Со станции невозможно держать под прицельным огнем автоматов железнодорожный переезд. Да и не ясно ли, что в случае чего станционные здания станут первым, легко различимым объектом и для вражеской бомбежки и для артиллерийского огня.