Сказание о Шарьяре

Потому что проклятой — все нипочем!

Чтобы птицу громадную победить,

Дьяволицу жадную усмирить,

С этим чудищем злым не в открытый бой —

В поединок волшебный надо вступить.

Чтоб ее победить, дорогая Анжим,

Надо быть мудрее всех мудрецов,

Надо быть хитрее всех хитрецов,—

Надо быть храбрее всех храбрецов,—

Надо силою необычайной владеть,

А к тому же наукою тайной владеть,

Заклинания все до единого знать,

Чтоб колдунью коварную одолеть!

Может быть, и найдется когда-нибудь

И такой храбрец, и такой мудрец,

Что сумеет проникнуть в ее дворец

И погубит губительницу, наконец,

Но, как видно, пора еще не пришла

И, наверно, не скоро еще придет:

Сотни лет бесчинствует Птица зла

И давно ее жертвам потерян счет,

Не сумел спастись и герой Шарьяр

От ее колдовских, смертоносных чар,

И теперь никто его не спасет,

Да, поверь, ничто его не спасет,—

Только в Судный день, в день последних встреч,

Сын — отца, а брата сестра найдет!»

Возразить хотела ему Анжим,

Но порыв отчаянья душу сжал,

Только губы дрожали едва-едва,

Как под ветром — высохшая листва,

И стояла она ни жива, ни мертва,

А владыка вздохнул и так продолжал:

«Жаль тебя мне, поверь, дорогая Анжим,

Ты еще молода, совсем молода,

Очень тяжко, когда в золотые года

Черным ветром на нас налетает беда.

Я тебе сочувствую всей душой —

Трудно свыкнуться с этой бедой большой,

Ты проделала долгий, нелегкий путь,

Но придется домой тебе повернуть.

Знай, тебя не пущу я в Тахта-Зарин,

Как-никак я страны своей властелин,

Я защиту свою обещаю тебе,

Но борьбу продолжать запрещаю тебе!

Возвращайся в свой дом, дорогая Анжим,

Я тебе отряд провожатых дам,

А в охрану — дэвов крылатых дам,

Чтоб враги не гнались по твоим следам.

Расскажи обо всем, дорогая Анжим,

И отцу, и матери — всем родным,

Чтобы знали — погиб их отважный сын,

Чтоб не ждали — навеки простились с ним.

Хоть и будет тоска твоя тяжела,

Но поверь: ты сделала, что могла,

Ты еще молода, совсем молода,

И растает печаль, и рассеется мгла,

Что случилось, того не вернуть никогда,

И сотрется скорбь с твоего чела,

А пока что наказ непреклонен мой:

Возвращайся, Анжим, возвращайся домой!»

«Ни за что! — вскричала в ответ Анжим.—

Никогда я от клятвы не отступлюсь!

Я на вид молода, но душой тверда

И погибнуть во цвете лет не боюсь!

Отговаривать даже не пробуй меня.

Не удержишь ни лаской, ни злобой меня,

Справедливое мщенье — мой острый меч,

А любовь — невидимая броня.

И меня раньше времени ты не жалей,—

Почему сомневаешься в силе моей?

Разве не был вот этой рукой сражен

Твой соперник — черный дракон-злодей?

Мне препятствий, великий хан, не чини:

Я пройду все воды и все огни,

Все страданья снесу, а Шарьяра спасу —

Из проклятой вызволю западни!

Если правда, что пал мой любимый Шарьяр

Не от вражьих рук — от волшебных чар,

Если правда, что гнусную Птицу зла

Не берут ни копье, ни меч, ни стрела,

Я святым заклинаньем ее укрощу,

Я не в камень — я в пепел ее превращу!

Если даже Шарьяра найти не смогу,

Если даже найду, а спасти не смогу,

Все равно я врагине заклятой своей

За мученья и смерть его отомщу!»

Покачал головою хан-чародей

И с улыбкой печальной ответил ей:

«Что ж, отвагой твоей восхищаюсь я,

Но в победе твоей сомневаюсь я!

Надо знать девяносто тысяч и семь

Сокровенных, могучих, священных слов,

Разрешающих от любых оков,

Избавляющих от любых врагов,

Надо эти слова без запинки прочесть

И с конца к началу потом повторить,

Да притом ни одно из них не забыть

И к тому же ни разу глаз не закрыть,—

Лишь тогда заклинаньям этим святым

Покорится проклятая Бюльбильгоя,

Но за это не взялся бы даже я,

Хоть и многим известна сила моя!

А тебя, дорогая Анжим, без труда

Победит громадная Птица зла,

В черный камень, Анжим, и тебя навсегда

Превратит беспощадная Птица зла,

И какой бы отважной ты ни была,

Будет участь твоя страшна, тяжела,

О безумных надеждах своих забудь —

Отправляйся-ка лучше в обратный путь».

«Нет! — воскликнула девушка горячо.—

Не считай, что я тешусь безумной мечтой!

Ты меня, властелин, не дослушал еще:

С юных лет у меня был наставник святой,

С юных лет просветлял он душу мою,

Умудрял, закалял он душу мою,

И внимала словам я его без конца

И любила его, как родного отца.

Был и добр, и суров мой наставник-старик,

Мне открыл он премудрости древних книг,

Заклинанья святые читать научил,

Понимать и звериный, и птичий язык,

Год назад опочил мой наставник седой,

Но меня обучил он науке святой,

И не раз предрекал он заранее мне:

Пригодятся в беде эти знания мне!

И сбылось предсказанье: пора пришла,

Не страшусь я сразиться с исчадьем зла,—

Да поможет небесная благодать

С этой птицей-колдуньей мне совладать!»

Тут впервые пристальнее взглянул

На отважную девушку хан-чародей,

Словно острая молния, взор блеснул

Из-под темного свода его бровей,

И казалось, смотрит он в этот миг

Прямо в душу — в заветный ее тайник,

Пошатнулась Анжим,— этот жгучий взор.

Будто луч раскаленный, в нее проник.

Но опомнилась — силы Анжим напрягла

И молитву вполголоса произнесла,

Снова стала душою светла, крепка,

И скрестились их взоры, как два клинка,

И не выдержал первым хан-чародей —

Через миг ослепительный взор угас,

И прикрыл он веки усталых глаз,

Помолчал, вздохнул и ответил ей:

«Вижу я, Анжим,— ты была права,