Сказание о Шарьяре

Что же меня ты сбиваешь с пути?

Что ж по-мужски ты со мною груба?

Время на дело пустое не трать,

Мужем тебя не могу я считать,

Лучше давай, как подруги, играть —

Ленты друг другу в косы вплетать!»

Правду решив до конца скрывать,

Стала невесту бранить Анжим,

Стала притворно негодовать,

Стала бедняжку срамить Анжим,

Девушку, плачущую в тоске,

Звонко хлестнула она по щеке,

«Стыдно отцу твоему! — говорит.—

Все расскажу ему! — говорит.—

Знай: ни в бою, ни в чужом краю,

Ни на постели в твоем дому

Честь незапятнанную свою

Я оскорблять не дам никому!»

К хану Емену в мраморный зал

Утром пришли Зауре и Анжим,

С первого взгляда хан увидал:

Обе хотят объясниться с ним.

И удалив посторонних людей,

Ласково к дочери бедной своей

Так обратился хан-чародей:

«Дочь возлюбленная! Страдать

И в тоске рыдать не спеши,

Жизнь загубленною считать

Не спеши, свет моей души!

И не надо меня проклинать,

Я был прав, но и ты права,—

Если хочешь это понять,

Все должна ты узнать сперва,

Не кляни своего отца,

Не брани своего отца —

Правду выслушай до конца.

В день кровавый, когда в горах

Лютый враг меня подстерег

И на землю меня поверг,

И в глазах моих свет померк,

И объял мою душу страх,

Я в тоске воззвал к небесам

И в слезах обещал небесам,

Что тому, кто спасет меня,

Дочь единственную отдам!

А когда небосвод посветлел,

В час свершения добрых дел

Юный воин в стальной броне

Устремился на помощь мне,

Меч сжимая в крепкой руке,

Смело ринулся в смертный бой,

И тотчас догадался я,

Что не юноша передо мной.

И когда, молода и смела,

Острый меч Анжим подняла,

Череп недругу рассекла

И от смерти меня спасла,

Истребила исчадье зла,

Благодарность мою приняла

И доверчиво вслед за мной

По тропе подземной пошла —

Шла, дыхание затаив,

Как пугливая лань, стройна,

И походка была плавна,

Будто ласковая волна,

Я тогда уже понимал,

Что не юноша — дева она!

Во дворец я ее привел

И решил оказать ей честь —

Указал ей на свой престол,

Предложил на него воссесть,

Отказалась она, смущена,

И была стыдлива, скромна,

И тогда я опять увидал,

Что не юноша — дева она!

Что же дальше? Не я ли сам

Дал святой обет небесам,

Что тому, кто спасет меня,

Дочь единственную отдам?

Как я должен был поступить,

Чтобы выполнить свой зарок?

Ведь спасительницы моей,

Избавительницы моей

Я секрета открыть не мог!

И решение принял я,

Что останусь непогрешим:

Брачный ваш совершу обряд,

Если так небеса хотят!

А теперь, дорогая Анжим,

Ты одна только можешь решить:

Как должны мы отныне жить,

Чтоб Аллаха не прогневить,

Перед небом не согрешить?»

Отвечала Анжим: «О премудрый хан,

Мой секрет ты легко разгадать сумел,

Даже имя мое ты узнать сумел,

Не сердись же, прости меня за обман,

Я великую мудрость твою признаю,

Но пойми и меня, прозорливец святой:

Неприлично девушке молодой

Одиноко скитаться в чужом краю.

Потому и решила я правду скрывать

И себя за юношу выдавать,

А теперь расскажу откровенно тебе

О моем пути, о моей судьбе.

Но недолго — всего только сорок дней —

Он провел с молодою супругой своей:

Вновь почувствовал он богатырский пыл,

Небывалое совершить решил —

Как безумный, к гибели поспешил.

Есть на свете чудесный город-рубин,

Самоцветный город Тахта-Зарин,

В нем живет беспощадная, как змея,

Птица смерти — колдунья Бюльбильгоя.

Ненавидит людей эта Птица зла,

В западню и Шарьяра она завлекла,

Погубила пламенного храбреца —

Превратила в каменного мертвеца,

И теперь не старайся его найти,

И теперь не пытайся его спасти,—

Самый зоркий взгляд не найдет его,

Самый острый меч не спасет его!

Если весь наш бренный мир обойдешь,

Если весь подземный мир обойдешь,

Не найдешь ты Шарьяра среди живых,

Но его и средь мертвых ты не найдешь.

Тяжело говорить мне об этом, поверь,

Но жестокую правду ты знаешь теперь:

Нет Шарьяра, не пробуй искать его —

Даже встретив, тебе не узнать его!

Был он всех на земле и смелей, и сильней,

А теперь он — один из черных камней,

Лишь один из бесчисленных черных камней,

Будет спать и спать — до скончанья дней!»

Пошатнулась Анжим, застонала Анжим,

Без сознания чуть не упала Анжим,

Услыхав, что пропал ее милый брат —

Черным камнем стал ее милый брат!

Потемнел весь мир у нее в глазах,

Обуяли душу тоска и страх,

Пот холодный закапал с ее чела,—

Наконец, в сознанье она пришла

И окрепшим голосом произнесла:

«О, жестокая весть! О, возлюбленный брат,

Мой несчастный, навеки погубленный брат!

Значит, жертвою стал ты коварных чар,

Мой отважный, доверчивый, гордый Шарьяр!

Небесами клянусь и землей клянусь:

Лучше в дом родительский не вернусь,

Но в жестокой беде не оставлю тебя,

От мучений загробных избавлю тебя!

Я отправлюсь в город Тахта-Зарин —

В эту богом проклятую страну,

Я с колдуньей сражусь один на один

И тебе драгоценную жизнь верну!

Или злую губительницу погублю,

Или страшную участь твою разделю,

За тобой пойду даже в вечный ад,

Мой любимый брат, мой несчастный брат!..»

«Не спеши отправляться в Тахта-Зарин,—

Ей участливо молвил Емен-властелин,—

Много раз отправлялись туда храбрецы,

А назад не вернулся еще ни один!

Ничего не боится Бюльбильгоя —

Колдовская птица Бюльбильгоя,

Не боится ни яростного клинка,

Ни секиры, ни палицы, ни копья.

И напрасно пытался могучий

Шарьяр Эту птицу-колдунью рассечь мечом,—

Оказался бессильным его удар,