Сказание о Шарьяре

Признаю: подтвердились твои слова,

В свитке памяти я твоей прочел

Письмена могучего волшебства.

Но по-прежнему я не берусь судить:

Птицу зла ты способна ли победить,

Ведь она — воплощенный порок и грех,

Из великих колдуний опасней всех!

Знай, Анжим: если ты победишь ее,

То в рабыню свою превратишь ее,

Но беда, если будешь побеждена —

В черный камень будешь превращена.

Я, как дочь родную, тебя люблю

И на верную смерть тебя не пошлю,

А поэтому дай-ка проверю сперва:

Велика ли власть твоего волшебства?»

Приближенных собрал он в дворцовый зал,

А потом Зауре к себе подозвал,

И застыла она, будто в лютый мороз;

Как стояла, так и застыла она,

В бездыханный камень превращена,

И сердца придворных объял испуг —

Содрогнулись все, кто стоял вокруг.

И к Анжим с улыбкою обратясь,

Волшебством могучим своим гордясь,

Встал Емен-чародей и промолвил ей:

«Что ж, посмотрим, чье волшебство сильней.

Видишь мощь таинственную мою?

Видишь дочь единственную мою?

Оживишь ее — продолжай свой путь,

А не сможешь — придется домой повернуть.

Согласилась Анжим. И ничуть не шутя

Перед девой застывшей остановись,

В состязание с ханом вступила Анжим,

Заклинанье святое читать принялась —

Избавляющее от всех врагов,

Разрешающее от всех оков,

Изгоняющее исчадья зла

Заклинанье святое читать начала.

И как будто настала весна на дворе,

Начала оттаивать Зауре:

Снова девичья грудь начала дышать

И открылись глаза, как цветы на заре,

И в красавицу — ханскую дочь опять

Превратилась ожившая Зауре!

«А теперь еще разок поглядим,—

Чародею упрямо сказала Анжим,—

Я с твоим волшебством совладать смогла

Совладаешь ли ты с волшебством моим?»

И к ожившей девушке подойдя,

Заклинание снова Анжим прочла —

От конца к началу его прочла,

И опять Зауре к земле приросла,

Замерла, как безжизненная скала,

Будто вовсе живой никогда не была.

«Оживи свою дочь, о премудрый хан! —

Так Анжим сурово произнесла.—

И смотри, обещанье свое не забудь:

Оживишь — я готова домой повернуть,

А не сможешь — дальше отправлюсь в путь!»

«Значит, хочешь спор со мной продолжать?» -

Снисходительно усмехнулся хан

И слова сокровенные стал шептать —

Заклинанья священные стал читать.

Но чем дальше, тем больше дивился хан,

Тем встревоженней становился хан,

Пот катился градом с его чела,

Руки-ноги судорога свела,

Искривились губы, с трудом шепча,

Заклинанья прерывисто бормоча,

Но по-прежнему камень был недвижим,—

Вот могучей какой оказалась Анжим!

Застонал в отчаянье чародей,

Исказились от боли его черты:

«О, несчастная! Что натворила ты!

Надо мной так жестоко шутить не смей!

Помоги,— что угодно проси взамен,—

Помоги, если можно еще помочь!

Исцели мою дочь, оживи мою дочь!» —

Так взмолился в ужасе хан Емен.

Улыбнулась Анжим, к Зауре подошла,

Осторожно дунула ей в лицо,—

И наполнясь дыханьем живого тепла,

Шевельнулась скала — оживать начала:

Провела, вздохнув, рукой по лицу

И очнулась застывшая Зауре,

И сначала солнцу, потом отцу

Улыбнулась ожившая

Глянул хан на спасенную дочь свою,

Обнял хан исцеленную дочь свою,

Удержать был не в силах счастливых слез

И взволнованным голосом произнес:

«Много видел я магов и колдунов,

И гадателей, и толкователей снов,

Но таких волшебниц, как ты, Анжим,

Не встречал,— я открыто сказать готов.

Отправляйся смело в Тахта-Зарин,

Я уверен: колдунью ты победишь,

Мир от злобных чар ее оградишь

И любимого брата освободишь!

Да и я помогу тебе, чем могу,

Чтоб скорей ты дорогу нашла к врагу,

Будь готова, Анжим, к роковой борьбе,

Но победу предсказываю тебе!»

Громко хлопнул в ладоши Емен-чародей,

И явился чудовищный великан.

«Что желаешь, хан? Прикажи скорей!» —

Прогремел он, склоняя могучий стан.

«Голубой источник знаешь в горах? —

Великану послушному молвил хан.—

Там сейчас отдыхает конь Жахангир,

Возвратившийся из далеких стран,

Знаменитый крылатый конь Жахангир,

На котором ездил царь Сулайман.

За семь лет облетел весь подлунный мир

И сейчас отдыхает конь Жахангир.

Семь ночей и дней он уже проспал,

И ему только час остается спать,

А потом он отправится в путь опять,

И тогда ни за что его не поймать!

Сколько времени должен ты быть в пути,

Чтоб туда эту девушку перенести?»

«Если девушка сядет на плечи мне,

Дня и ночи довольно будет вполне»,—

Отвечал ему с важностью великан,

Но сердито прогнал его Емен-хан.

Великана другого призвал чародей,

Тот же самый задал ему вопрос,—

Был он вдвое громадней, вдвое сильней,

Оглушительным голосом произнес:

«Говорят, что туда — сорок дней пути,

Мне же хватит и дня одного вполне,

Чтобы девушку на своей спине

К Голубому источнику отнести!» —

Так сказал, подбоченясь, второй великан,

Но прогнал и его недовольный хан.

И еще великана позвал чародей:

Был он втрое громадней, втрое сильней,

Был он черен — чернее полночной мглы –

Великан по прозвищу Канбаслы.

Зычным голосом хану он отвечал,

И казалось, из тучи гром зарычал:

«Если девушка сядет на плечи мне,

Будет крепко сидеть на моей спине,

Я ее хоть сейчас отнести готов —

Мне для этого надо семьсот шагов!» —

Так ответил властителю своему

Великан по имени Канбаслы.

«Молодец! — сказал Емен-хан ему.—

Удостоишься ты моей похвалы!»

Стал советовать девушке хан Емен,

Как любимого брата освободить,

Как волшебницу-птицу ей победить,